— Я слышал, ты держался молодцом, — отметил Саша, либо так и не поняв намека, либо решив развить эту тему во что бы то ни стало. — А у Тюремщика рука тяжела. Говорили, он и самого Крысолова с шестого раунда выносил, хоть у того ведь тоже…
— Сань, — оборвал его Андрей не оборачиваясь, — давай не будем об этом, а?
Ему даже показалось, что ушибленные места снова заныли, а в переносице аж запекло, словно он сунулся в духовку.
— Хорошо, — неожиданно быстро согласился тот. — Я просто подумал… Чего ж ты такой мрачный-то весь сидишь? Случилось что?
— Да нет, ничего. Ты вот лучше скажи мне, — решившись на отчаянный шаг, выдохнул Андрей, — знаешь кто такая Юлия?
— Юлия? — переспросил Саша, приподняв одну рыжую бровь. — Какая еще Юлия?
— Та, что в медблоке работает.
— А-а-а, эта… — понимающе вскинул подбородком Саша, загадочно улыбнувшись. — А что, уже успел втюриться?
— Ничего я не успел, просто спрашиваю.
Андрею оставалось лишь надеяться, что зардевшиеся щеки и вспыхнувшие, как две сигнальных лампы, уши не выдают его с потрохами. Но, как говорится, можно скрыть радость и горе, а вот скрыть стыд…
— Чего покраснел-то весь, как флаг коммуны? — подобрав, как ему показалось, очень удачное сравнение, хитро заулыбался Сашка.
— Слушай, ну чего ты прикалываешься? — обиженно взглянул на него Андрей, успев несколько раз пожалеть, что решился на этот разговор, но, тем не менее, продолжая. — Я же тебя серьезно спрашиваю.
— Ладно, ладно, извини, — словно сдаваясь, поднял руки тот. — Просто смешно как-то получается. Каждый кто о ней заговорит — все влюбленные в нее по уши. А спросишь, так сразу начинают отрицать: «нет, не понравилась, просто интересуюсь» или еще что-то в этом же духе. Ну, да ладно, я все понимаю. Она девчонка что надо, да вот только… странная какая-то что ли?
— Почему «странная»?
— Кто ж ее знает? Ну ты подумай сам — какого черта такой красавице здесь делать? Ей что, больше нечем заняться, кроме как с мужичьем сталкеровать? За ней столько пацанов вон упадает, а она то в «учебке» днями пропадает, то в выходы подается. Причем вояжеры на выездных точках себе своим делом занимаются, а она — своим, и никто не знает каким. Говорят, охотится, а на кого и зачем… — Рыжий повел плечом.
— А ты знал, что она входит в состав экипажа? — захлопал ресницами Андрей.
— В принципе, я ее еще не видел, но ты меня не удивил. Она есть везде, где есть Крысолов.
Он для нее как отец, — поспешил объяснить Саша. — Вот она без него и шагу ступить не может. Куда он, туда и она.
— А где ее настоящие родители?
— Они из «толпы» были. Отца вроде как военные ранили в перестрелке, а мать… Да ладно тебе, Андрюха, — снова посветлев лицом вскинул бровями Саша, — признайся, понравилась тебе Юлька?
— Понравилась, — честно ответил Андрей. — Но теперь, после всего, что ты сказал, думаю, шансов у меня не останется никаких. Раз за ней упадало столько парней и она ни с кем не захотела…
— Ну что я тебе скажу по этому поводу? — лицо Сашки посерьезнело, будто у врача перед неизлечимо больным пациентом. — Утешительного здесь действительно мало. Во-первых она старше нас года на четыре. А насколько я знаю, у некоторых девчонок есть в голове пунктик на эту тему, — он демонстративно постучал указательным пальцем по виску, — ну, что парень не должен быть младше. Знаю таких, что им важен даже день, не говоря уже о месяце. Так что захочет ли водиться она с парнем младше себя еще вопрос. А во-вторых, характер, я слышал, у нее не ангельский. Вся в отчима. Знаешь, какая у нее клика? — Андрей выгнул губы и помотал головой. — Оса! Можешь себе представить, за что она ее получила. Так что смотри, чтоб не ужалила при случае.
Андрей отвернулся к иллюминатору.
Сашка рассуждал уже не как пятнадцатилетний парнишка, а как видавший виды залихватский сталкерюга, научающий жизни молодых вояк в баре. И о всем-то он знает, обо всем-то он наслышан. А Андрей, получается, ничего еще не сведущий сопливец, к тому же выставляющий себя влюбленным дураком.
Что тут скажешь? Андрея действительно это зацепило за живое даже больше, чем то обстоятельство, что Юлька начала ассоциироваться у него с неприступной крепостью. И что его армия перед ее стенами всего лишь жалкая горстка ополченцев с вилами и кольями в руках, которые не вызывают у нее ничего, кроме смеха.
Но при всем этом, провалиться бы Вашему покорному слуге на месте, если Андрей думал в эту минуту о Юлии, о своих чувствах к ней или о том, какие раны нанес ему разговор с Сашей. Сам не зная о причине возникшей внутри него злости, обжигающим спиртом разлившейся по свежим ранам, он думал только о мести. Не понимая, что причиной для этого служит его собственное невежество, болтливость, и презрение к себе за то, что позволил сделать себя уязвимым.
Взрослому его не понять. Взрослый смотрел бы на все это, конечно же, по-другому. Но что поделать, он был все еще ранимым мальчишкой, невзирая на то, что прошел крещение огнем на северной заставе. У него еще закипала кровь при малейшем ощущении обиды. А на каждый отрицательный момент он реагировал как на брошенную ему перчатку.
И хотя у Саши даже в мыслях не было как-то обидеть друга или выпендриться перед ним своими знаниями, а уж тем более подтрунивать над его чувствами, ни о чем другом, как о реванше Андрей теперь и не помышлял.
— Слушай, а ты знаешь что-то об Укрытии-1?
Саше не обязательно было быть великим психологом, чтобы понять, что Андрей не зря так резко сменил тему. Его выдавал и голос, и выражение лица, будто ему дали увесистую пощечину, и нахмуренные брови, будто пощечину ему зарядил именно он, Саша. И Саша это понял. Но подыгрывать обидевшемуся не стал — нечего нюни распускать.
Ты мне конечно друг, Андрюша, — подумал Саша, прежде чем ответить, — но дружба — это прежде всего связывающий людей стальной трос. В нем нет места умильности и слабости. В нем есть лишь четкая определенность. Куда один, туда и второй. О чем один думает, о том и второй. Если один упадет в пропасть, то другой либо его вытащит, либо полетит вслед. Это и есть дружба. Ты, конечно, хороший парень, но ты говоришь, думаешь и ведешь себя как доморощенный школьник-хорошист, прилежный ученик. В этом нет ничего плохого, но раз уж этот трос связал тебя со мной, будь готов узнать и о дружбе, не признающей нелепого поддакивания и добродушного похлопывания по плечу. Мы с тобой разные люди. Ты ничего не знаешь о скитании по нижним уровням, ведь у тебя для этого есть матушка, которая работает и приносит в дом деньги. Тебе не ведомо, что такое нетрудоспособный отец и превратившаяся в растение мать. У тебя стол дома никогда не был пуст, когда о куске хлеба ты мог только мечтать. Ты уже видел мертвых, застреленных тобой, собак, но ты не знаешь, что такое убить человека, чтобы выжить. Безусловно, ты располагаешь кое-какими сведениями обо мне, возможно знаешь, что я не всегда честен в играх и тому подобное, но это ничто по сравнению с тем, что мне приходилось делать, когда дома не было ни крошки съестного. Когда брат истощал так, что на нем проглядывала каждая кость, а соседи отворачивались, будто не замечали нас. Ты не знаешь всего этого, и слава Богу. Но ты зачем-то надумал поквитаться со мной за то, что я тебе рассказал, еще и выбрав такой неразумный способ? Что ж, я готов принять твою ставку. И невзирая на то, что ты мне друг, тебе будет полезно преподнести урок.