Фиона дернулась, услышав его, и он сразу же выругал себя за то, что не сдержался. Ему захотелось взять свои слова назад, но они как будто повисли в воздухе, и между ними выросла холодная стена.
Ратлидж шагнул было вперед, но тут же остановился, потому что в силу своего положения не имел права утешать ее.
— Извините…
— Тогда я уже не буду жить… и ничего не почувствую, да? — тихо спросила она.
Но, выходя, он видел, как ее глаза наполнились слезами.
Обойдя сначала грузовик, а потом собаку, которая с любопытством обнюхивала мостовую, Ратлидж вернулся в отель. В дверях он столкнулся с Оливером.
— Нашли Маккинстри?
— Да, спасибо. — Ратлидж хотел было пройти дальше, но вдруг понял, что Оливер хочет что-то сказать. Он остановился и стал ждать.
Оливер окинул площадь за спиной Ратлиджа задумчивым взглядом. Ратлидж подумал: он обозревает свои владения.
— Я много думал о нашей Элинор Грей и о том, что могло привести ее в Шотландию. Возможно, отец ее ребенка — шотландец. В таких делах женщины часто бывают сентиментальными, особенно когда они на сносях. Возможно, она решила, что ребенок должен родиться здесь. Или, может быть, такова была воля его отца, высказанная в последнем письме… Кто знает? В таком случае у нее появляется веский повод для поездки на север! Дочь она леди Мод или нет, она ведь женщина и способна на сентиментальность. Вы со мной согласны?
Ратлидж подумал об Элинор Грей, суфражистке, которая приковывалась к оградам и позволяла тащить себя в тюрьму. Такую девушку едва ли можно назвать сентиментальной. И все же в рассуждениях Оливера имелось рациональное зерно. Он кивнул.
— Тогда возникает следующий вопрос. Что произошло между тем временем, когда она пересекла границу между Англией и Шотландией, и тем, когда она встретила Фиону Макдоналд, как она тогда, должно быть, себя называла? Допустим — только допустим, — что наша мисс Грей отправилась в путь слишком поздно и так и не добралась до того места, куда собиралась изначально… Всем известно, что у женщин плохо со временем!
Ратлидж согласился. Но Элинор Грей хотела стать врачом. Неужели она неправильно рассчитала время родов?
— Да, я понимаю, куда вы клоните. Ей могло стать плохо в пути, она остановилась где-то и попросила о помощи. Или в ее планы вмешалось что-то еще. — Он посмотрел на Оливера. — Она ведь не обязательно умерла в Гленко. Если вообще умерла.
— Умерла, не сомневайтесь. И там, в долине, ее кости. Кто же лучше знает, где спрятать жертву, чем человек, выросший в тех краях? Если бы мне нужно было избавиться от трупа, я бы отвез его вот в такое Богом забытое место, куда едва ли кто-то попадет до тех пор, пока не останутся одни кости. Именно так и поступила наша мисс Макдоналд. Местным полицейским в прошлом году не удалось установить, кому принадлежат останки. Если бы не приехали мы, кости так бы и оставались неопознанными.
Хэмиш разозлился. Он долго и подробно высказывал свое мнение о предках Оливера и о том, куда Оливеру, по его мнению, нужно отправиться. Как правило, горцы весьма изобретательны в ругани.
— Опасный выбор, вы не считаете? — Неожиданно для самого себя Ратлидж начал защищать Фиону Макдоналд. — Я бы увез труп подальше от того места, где живу.
— Насколько далеко могла отправиться обвиняемая, обремененная новорожденным младенцем и мертвой женщиной? — задумчиво спросил Оливер. — Или давайте рассуждать так. Шло время, и она чувствовала себя все в большей безопасности, ведь труп так и не нашли, да и за ребенком никто не являлся. Конечно, прежде всего его родным надо было знать, что он родился. И даже в том случае ей наверняка удалось бы выкрутиться. Она сказала бы, например, что нашла его мать уже мертвой. Потом она благополучно уехала с места преступления и поселилась в Данкаррике.
Ратлидж выпалил, не выдержав и понимая, что должен был сдержаться и еще раз подумать:
— Нет, не представляю. Почему она не солгала вам, когда вы только начали ее подозревать?
— Потому что она меня недооценила. Думала, что мы успокоимся, когда обыщем ее паб сверху донизу и уйдем с пустыми руками. — Оливер улыбнулся. — Она так и не поняла, что, дурача меня, совершила большую ошибку! Готов поставить свою надежду на повышение. И теперь нам осталось одно: опознать останки. Ведь за этим вы сюда и приехали. — Оливер высказывал дружеское предупреждение, намекая на то, чтобы Ратлидж не переступал черты и не вторгался в его владения. Он уже не улыбался. — Однако, будь я человеком мстительным, я бы охотно представил надменной леди Мод доказательства того, что ее дочь не только умерла, но и родила внебрачного ребенка от какого-то неизвестного солдата. Не сомневаюсь, в ее благородной семье такое случается впервые.
* * *
Ратлидж торопливо пообедал и сообщил девушке-портье, что ему, возможно, придется уехать на несколько дней, но он хочет сохранить номер за собой.
Хотя Мораг стирала его вещи, он счел, что этого недостаточно, и написал короткую записку Франс в Лондон, в которой попросил ее прислать на север чемодан побольше. Записку он отдал портье и попросил отправить ее. Оказалось, что он все же пробудет в Шотландии какое-то время, нравится ему это или нет. Но будь он проклят, если он отъедет далеко от границы!
Покинув Данкаррик, Ратлидж повернул на запад, а затем на север. Вначале ему пришлось заехать в Ланарк, поскольку прямой дороги между Данкарриком и Бреем не было. Он очутился в крошечном захолустном городке. Листва на деревьях уже окрасилась в коричневато-золотистые сентябрьские тона. Повсюду тянулись широкие поля, не разгороженные живыми изгородями, как в Англии. Ратлидж решил, что здесь, скорее всего, разводят овец, а не выращивают сельскохозяйственные культуры. Небольшие, тесные городки, сильно отличавшиеся от живописных поселений на юге, как будто застыли в суровом прошлом. У здешних жителей, независимых и куда менее скованных классовыми границами, чем англичане, было своеобразное прошлое, оно наложило на них заметный отпечаток. «Поставьте меня по обе стороны границы, — сказал себе Ратлидж, — и я сразу пойму, на чьей земле я нахожусь — английской или шотландской».
Когда Ратлидж отправился в дорогу, Хэмиш ненадолго перестал ругать инспектора Оливера и стал вспоминать, какая была Фиона до войны. Ратлидж пытался не обращать внимания, но слова Хэмиша вторгались в его мысли.
Они, Фиона и Хэмиш, знали друг друга с детства. Она с самых юных лет была живой и умной девочкой, привыкла играть с братьями и их друзьями. Летом бегала босиком, распустив темные волосы, в ее юбке путались вереск и солома. Любимица дедушки, она рано выучилась читать и не стеснялась высказывать свое мнение. Летом четырнадцатого года, когда Хэмиш Маклауд понял, что подруга его детства превратилась в веселую и пылкую девушку, он сделал ей предложение. А через несколько недель его отправили на фронт. В 1916 году он погиб во Франции, вдали от Фионы и родных гор, от всего, что он так любил.