– В этот раз не могла. С сообщением позвонил сосед. Он увидел пламя.
Гамаш смотрел в окно – лучи фар разрезали темноту вдоль усыпанной снегом дороги. Пожарная машина почти обгоняла свет.
– Минус тридцать, – пробормотал Оливье. – Да поможет нам Господь.
В кабине наступило молчание. Машину чуть заносило на льду и снегу. Впереди поворачивали другие машины.
То, что они увидели, было ужаснее самых кошмарных предположений Гамаша. Он почувствовал себя пилигримом в аду. Только что приехала пожарная машина из Уильямсбурга, пожарные поливали горящий дом из шланга. Вода замерзала чуть ли не сразу, не успевая достичь пламени, и все тут же покрывалось слоем льда. Добровольцы, направлявшие струю воды на горящий дом, были похожи на живых ангелов, покрытых кристаллами. Мужчины и женщины всех возрастов работали согласованно, как хорошо подготовленные команды. С их касок, одежды и не тронутых огнем частей дома свисали льдинки, похожие на куски стекла. Все это действо напоминало сцену из какой-то страшной сказки, одновременно прекрасной и ужасной.
Гамаш выпрыгнул из грузовика и направился к Рут Зардо, которая стояла поблизости в защитной одежде шефа добровольной пожарной дружины и руководила действиями добровольцев.
– Нам скоро понадобится еще вода, – сказала она. – Тут где-то поблизости есть пруд.
Питер и Клара повернулись – не обнаружится ли поблизости пруда, но увидели только темноту и снег.
– И как его найти? – спросил Питер.
Рут оглянулась, махнула рукой:
– Вон, сосед вам скажет.
Питер побежал к пожарной машине, схватил моторизованный шнек, а Клара побежала к женщине, стоящей в одиночестве. Женщина смотрела, приложив руку ко рту, словно боялась вдохнуть тот ужас, что разворачивался перед ее глазами. Еще несколько мгновений, и Морроу с женщиной исчезли – только где-то вдали мелькал луч фонарика, которым они освещали путь.
Горящий дом был освещен фарами приехавших машин, стоящих на заранее отведенных для них именно с этой целью местах. Стоило Гамашу взглянуть на человека в действии, как он видел, обладает тот лидерскими качествами или нет, и теперь он понял, почему жители Трех Сосен выбрали Рут Зардо главой добровольной пожарной команды. Гамаш подозревал, что она чувствует себя в аду как в своей тарелке, а потому это зрелище не пугает ее. Она была спокойна и решительна.
– В доме есть человек, – прокричал Гамаш, чтобы его было слышно за ревом работающих машин, пламени и воды.
– Нет. Хозяева во Флориде. Я спросила у соседки.
– Она ошибается, – прокричал Гамаш. – Мы были здесь сегодня. Дом сдан человеку по имени Сол Петров.
Теперь Рут слушала его в оба уха.
– Его нужно вытащить. – Она посмотрела на дом. – Габри, вызывай скорую.
– Уже. Они едут. Рут, дом почти сгорел.
Смысл его слов был ясен.
– Мы должны попытаться. – Рут оглянулась. – Мы не можем оставить его там. – Она показала на дом.
Габри был прав. Половина дома была охвачена пламенем, оно шипело и ревело, словно пожарные поливали святой водой дом, захваченный нечистой силой. Гамаш считал, что лед и огонь вещи несовместимые, но теперь он видел, что ошибался. Ледяной дом горел на его глазах.
Пожарные проигрывали борьбу.
– Где Николь? – прокричал Бовуар в ухо Гамашу.
Шум стоял адский. Гамаш оглянулся. Она никуда не могла деться. Не настолько же она глупа!
– Я видел, как она пошла туда, – закричал месье Беливо, владелец магазина, чье лицо было в ледяных струпьях от брызг льющейся воды.
– Найди ее, – велел Гамаш Бовуару, и тот бросился в направлении, показанном месье Беливо.
Сердце его бешено колотилось. «Господи, не допусти, чтобы она сделала такую глупость, пожалуйста, Господи, не допусти!»
Но Господь не внял его молитве.
Бовуар бежал по ее следам в снегу. «Черт ее побери!» – вопил его мозг. Следы вели прямо к задней двери дома. «Черт! Черт! Черт!»
Он прокричал ее имя в дом, но ничего не услышал в ответ.
«Проклятье!» – взвыл его мозг.
– Где она? – прокричал ему в ухо Гамаш.
С этой стороны было потише, чем с другой, но не очень. Бовуар показал на дверь и увидел, как посуровело лицо Гамаша. Бовуару показалось, будто его шеф прошептал «Рейн-Мари», но решил, что это обман слуха, шум катастрофы, создающий собственные слова.
– Стой здесь, – приказал Гамаш и минуту спустя вернулся с Рут.
– Я вас поняла, – сказала Рут.
Пожилая женщина сильно хромала, голос ее звучал приглушенно, лицо замерзло. У Бовуара лицо тоже онемело, и рук он почти не чувствовал. Он смотрел на пожарных – пекаря, владельца магазина, рабочего – и не мог понять, как они делают это. Они были покрыты льдом, едва видели воду и пламя, их лица почернели от дыма. Каждую минуту им приходилось поднимать руку в огромной перчатке и сбивать сосульки с касок.
– Габри, сюда нужно полдюжины пожарных рукавов. Займетесь этой частью дома. – Рут показала на ту часть дома, которая пока была не тронута пожаром.
Габри сразу же понял команду и исчез то ли в дыму, то ли в водяных брызгах – Бовуар уже не отличал одно от другого.
– Возьмите это, – сказала Рут Гамашу, протягивая ему топор.
Гамаш с благодарностью взял топор и попытался улыбнуться, но у него онемело лицо. Глаза отчаянно слезились от дыма и невыносимого холода, и каждый раз, как он закрывал глаза, ему приходилось преодолевать сопротивление, чтобы снова разомкнуть веки. Дышал он рвано и уже совсем не чувствовал ног. Его одежда промокла от пота, вызванного притоком адреналина, стала клейкой и прилипла к телу.
– Черт бы ее подрал, – произнес он вполголоса и двинулся в дом.
– Что вы делаете? – Бовуар схватил его за руку.
– А что, по-твоему, я делаю, Жан Ги?
– Не надо!
Бовуару казалось, что его мозг сейчас взорвется. Происходящее было немыслимо, и события развивались со скоростью света. Слишком быстро – он не успевал следить за ними.
– Я не могу поступить иначе, – сказал Гамаш, глядя на Бовуара, и безумный шум как будто стих на мгновение.
Бовуар схватил шефа за руку:
– Стойте! – и забрал у Гамаша топор. – А то еще выбьете кому-нибудь глаз этой штукой. Пошли!
Он чувствовал себя так, словно собрался прыгать со скалы. Но, как и у Гамаша, у него не было выбора. Бовуар не мог допустить, чтобы его шеф вошел в горящее здание один. Ни в коем случае.
Внутри дома было до странности спокойно. Не тихо, но по сравнению с тем, что творилось снаружи, здесь царила монастырская тишина. Электричество не работало, и они оба включили свои фонарики. По крайней мере, здесь было тепло, впрочем, о причинах этого тепла думать не хотелось. Они находились на кухне, Бовуар задел за что-то ногой, и деревянный шкаф со столовыми приборами рухнул на пол. Воспитание настолько въелось в его кровь и плоть, что он с трудом сдержался, чтобы не начать подбирать все это.