Бедолага-панк едва мог шевелить губами, настолько он был напуган.
— М-м, в чем смысл жизни?
Тео поморщился, словно от боли.
— Что это за дерьмовый вопрос, черт бы тебя побрал?
— Ты сказал, что здесь нет правильных или неправильных вопросов.
Тео ударил его в висок.
— Урод, кто тебе сказал, что ты должен верить всему, что я говорю?
— Никто.
— Теперь можешь задать другой вопрос. И подумай над ним хорошенько!
Эдди проглотил комок в горле, но ничего не сказал.
— У тебя что, мозги отсохли? — поинтересовался Тео. — Не можешь придумать один-единственный приличный вопрос? Как тебе такой вариант: почему холодная вода закипает быстрее горячей? Хочешь спросить его об этом?
Эдди нерешительно кивнул.
— А она не закипает быстрее, урод. Кто сказал тебе, что ты можешь попытаться подловить Бога, а?
— Нет, нет! — Эдди, похоже, ощутил приближение горелки.
Тео нажал на рычажок, и струя пламени ударила в бетон. Она прошла так близко от Эдди, что опалила ему волосы. Парень готов был вот-вот сломаться.
— Парень, дай мне передохнуть, ладно?
Тео вздохнул и сказал:
— Дерьмо ты собачье. Вечно я все должен делать сам. Ну, хорошо, вот тебе последнее предложение. Бог у меня на проводе, понял? «Алло, Господь, это Тео. Как дела? У меня к тебе вопрос. Этот жалкий слизняк…» Как, кстати, тебя кличут?
— Эдди.
— «Этот жалкий слизняк по имени Эдди может сделать что-нибудь, чтобы его не поджарил большой и сердитый черный парень, который провел четыре года в камере смертников, после того как его осудили банда белых присяжных и маленький латиноамериканский придурок, который почему-то чертовски похож на Эдди?»
Прошла целая минута, прежде чем Эдди сообразил, что к чему, и он едва не захлебнулся своим страхом.
— Это был не я, чувак! Я никогда не был присяжным!
Тео еще раз ударил его по затылку.
— Козел, я знаю, что это был не ты! Но все те четыре года, которые я просидел в тюрьме штата Флорида, моими сокамерницами были Синди Кроуфорд и Уитни Хьюстон. Так что если ты думаешь, что я лишен воображения, то ты даже представить себе не можешь, урод, как плохо все это может для тебя кончиться.
— Пожалуйста… — пролепетал Эдди. Он был сломлен. — Просто скажи мне, чего ты хочешь.
Несколько мгновений Тео наблюдал, как он извивается, как по щекам взрослого мужчины текут слезы. Потом наклонился вперед и прошептал ему на ухо:
— Зачем ты поджег машину Суайтека?
Эдди замер.
Тео продолжил:
— Ведь это был ты, правда?
— Это не я придумал, — дрожа, ответил Эдди. — Они приказали мне сделать это.
— Кто приказал?
— Не заставляй меня крысятничать, парень. Они убьют меня. Клянусь, они убьют меня.
— Знаешь, это уже смешно, Эдди. Если ты скажешь мне, тебя убьют они. Если ты ничего мне не скажешь, тебя убью я. Все совсем так, как я однажды сказал своему старому другу Джеку: ты запутался в собственных штанах, приятель.
— Я серьезно. Они убьют меня.
Тео наклонился еще ниже, едва не касаясь носом впадины на шее Эдди.
— Я тоже серьезен. Я убью тебя. — Для пущего эффекта он вновь выпустил из паяльной лампы быструю и короткую струю пламени.
Эдди задрожал, торопясь и глотая слова.
— Хорошо, хорошо. Я все скажу.
«Кого это принесло после полуночи?» — подумал Джек, услышав стук в дверь. Он был в спортивных нейлоновых трусах для бега трусцой и в футболке, а в руке держал зубную щетку со вспененной пастой. Джек готовился лечь в постель. Он прополоскал рот и прошел в гостиную. В комнате было темно, и только сквозь щели в занавесках пробивался слабый свет от фонаря на крыльце. Он подошел ко входной двери и прислушался. И услышал его снова — стук, в котором прослеживался ритм.
ТУК, тук-тук-тук-тук, ТУК…
Джек стоял молча, ожидая финального ТУК, ТУК. Вместо этого раздалось стакатто ударов, характерный завершающий аккорд, и Джек решил, что знает, кто это. Отодвинув дверной засов, он открыл дверь.
Он едва успел взглянуть на нее, как она ринулась через порог, обхватила его руками за шею и впилась поцелуем в губы. Сначала Джек растерялся, но ее страсть оказалась заразительной, и через мгновение он принялся целовать ее в ответ. Наконец она оторвалась от него, чтобы отдышаться.
— Привет, Джек.
— Привет, Рене, — выдавил он. — Как поживаешь?
На лице у нее появилось серьезное выражение.
— Прошло уже три месяца, с тех пор как ты прилетал ко мне в гости. Я работаю в Западной Африке, где на каждом шагу сталкиваешься со СПИДом, поэтому я даже подумать боюсь о сексе. — Она схватила его за ягодицы и спросила: — Так что как, по-твоему, я поживаю?
— Знаешь, я подумал: может быть, ты хочешь войти?
Она небрежно закрыла дверь пяткой, не сводя с него глаз. Джек отвернулся и почесал в затылке. Все получилось несколько неожиданно, особенно если учесть, что он все еще продолжал думать о завтрашнем заседании суда. Но в этом была вся Рене. Даже после трансатлантического перелета она выглядела потрясающе. По крайней мере, на взгляд Джека.
Он подошел к дивану и опустился на подлокотник.
— Прошло, должно быть, не меньше шести недель, с тех пор как я получил от тебя последнее сообщение по электронной почте. Я чертовски удивлен тем, что ты здесь.
— Мне жаль, что так вышло. Но обо всем по порядку, договорились? Я председательствую на конференции педиатров по проблеме СПИДа, которая завтра открывается в Лос-Анджелесе. Мой самолет улетает в шесть утра.
— Не слишком много времени даже для того, чтобы успеть нормально отдохнуть в вертикальном положении.
— Точно. Поэтому расслабься, хорошо? Сейчас тебе позавидовали бы многие мужчины.
— Многие мужчины полагают, что идеальная женщина — это двадцатилетняя стриптизерша, не страдающая рвотным рефлексом. [12]
— Ты хочешь сказать, что я — не идеальная женщина?
— Нет, я говорю… — Джек сделал паузу.
У входа в гостиную Джека высились две белые колонны. Рене постаралась придать своему лицу серьезное выражение, прильнула всем телом к ближайшей колонне, а потом обхватила ее ногой, подражая стриптизерше, танцующей у шеста.
— Ну и пусть, что мне уже не двадцать. Но два из трех — тоже неплохо.