— Последний вопрос, сэр. С того момента, как ваш сын погиб в июне — другими словами, после того как окончилась дружба между капитаном Пинтадо и лейтенантом Джонсоном, — скольких беглых кубинских иммигрантов спасли в море «Братья за свободу»?
Похоже, Пинтадо был готов задушить Джека собственными руками.
— Ни одного, — негромко проговорил он.
Это был тот самый ответ, в котором нуждалась защита, но Джек почему-то не чувствовал себя отмщенным. Ему действительно было жаль пожилого кубинца, он даже разделял его взгляды, но кто-то, кажется, решил, что дело мистера Пинтадо стоит того, чтобы ради него убивать, неважно, правое оно или нет. Теперь Джек должен был продемонстрировать это присяжным, даже если он еще не готов был принять на вооружение версию Тео о торговле наркотиками.
Но основа была заложена.
— Благодарю вас, сэр, — произнес Джек. — У меня больше нет вопросов.
В понедельник судебное заседание закончилось сразу же после обеда, чтобы судья Гарсия мог решить неожиданно возникшую проблему: его присутствие было необходимо на предварительных слушаниях по другому делу, и в то же время дочь Гарсии, подросток, забыла свои ключи в машине. Перед тем как направиться к парковочной площадке, Джек остановился у кабинета прокурора. Торрес согласился уделить ему десять минут для разговора наедине.
— Чего она добивается? — спросил Торрес. Он сидел за своим столом, на котором не лежало ни клочка бумаги. Он явно навел порядок в кабинете, прежде чем допустить в него врага. Когда Джек был прокурором, он и сам всегда принимал подобные меры предосторожности. Наверное, в судебной практике не существовало ни одного адвоката защиты, который не умел бы читать бумаги вверх ногами.
— Простите? — переспросил Джек.
— Твоя клиентка. Полагаю, именно поэтому ты здесь. Чего она добивается: признания о совершении непредумышленного убийства?
— Я пришел не для того, чтобы заключить сделку.
— Хорошо. Потому что самое большее, что я могу предложить, — это убийство первой степени с пожизненным заключением. Я не буду настаивать на смертном приговоре.
— Пожизненное заключение — это очень долгий срок для невиновной женщины.
Торрес негромко рассмеялся глубоким, горловым смехом.
Джек старался изо всех сил сохранить непроницаемое выражение лица.
— Вы нашли неподходящую обвиняемую.
— Ты нашел себе неподходящую клиентку.
— Где лейтенант Дамонт Джонсон?
Торрес вертел карандашом, держа его, как миниатюрную полицейскую дубинку.
— Тебе известно столько же, сколько и мне.
— Интересно, его имя все время всплывает на суде. И хотя бы раз в хорошем контексте. Я бы с радостью предоставил ему возможность оправдаться.
— Ни единого шанса.
— Почему вы его прячете?
— Почему ты его преследуешь?
— Потому что считаю, что он может поведать присяжным, кто в действительности убил Оскара Пинтадо.
Торрес сложил руки на столе и взглянул Джеку в лицо.
— Мне кажется, присяжные уже знают, кто убил Оскара Пинтадо. Ее зовут Линдси Харт.
— Я слышал, что Джонсон в Майами.
— Ну и что, даже если и так?
— Вы придерживаете его напоследок, чтобы он дал опровержение, или просто не даете мне добраться до него?
— Это не твое дело.
— Мое, еще как мое, — сообщил ему Джек. — Пока что вам удавалось скрывать Джонсона от меня, и вы даже сумели помешать мне поговорить с моим… — Он едва не сказал «моим сыном». — Поговорить с сыном моей клиентки, — поправился Джек. — А ведь это, вероятно, два главных свидетеля в деле.
— Ты имеешь полное право пригласить мальчика для дачи показаний. Решение судьи касается только того, что ты не имеешь права заранее допрашивать его, а не того, что мальчика нельзя вызывать в суд в качестве свидетеля.
— Мне думается, никому из нас не хочется приглашать сына жертвы для дачи показаний.
— Мы делаем то, что должны делать.
— Вот я и говорю: отдайте мне Джонсона, и я и близко не подойду к мальчику.
Прокурор в очередной раз улыбнулся.
— Очень ловкий ход, Суайтек. Ради блага мальчика ты хочешь, чтобы я отдал тебе лейтенанта Дамонта Джонсона.
— Вам нет никакого смысла держать Джонсона как можно дальше от этого разбирательства.
— Может быть, и так. Но ведь ты не хочешь назвать мне достаточно вескую причину, почему я должен посадить его на свидетельское место.
— Брайан Пинтадо — недостаточно веская для вас причина?
— Ни в малейшей степени.
Джек тихонько фыркнул, усмехнулся, отвел глаза.
— Однако какой вы заботливый, Гектор.
— Да, да. Ну, возьми и пристыди меня, за то что я намерен выиграть это дело любым способом. А теперь прошу простить меня, но мне нужно подготовиться к перекрестному допросу. У меня появилось смутное подозрение, что в самом скором времени обвиняемая сама захочет дать показания в свою защиту.
Джек встал с места и направился к двери, заставляя себя идти медленно, не спеша переставляя ноги — одну перед другой, одну перед другой. Он пришел сюда с твердым намерением не переходить на личности, но сегодня впервые оказался лицом к лицу с прокурором с… он не помнил, с какого времени. Совершенно определенно, что это было впервые после того откровенного разговора о своей матери, который состоялся у него с Кико в «Супермаркете Марио».
— Вы когда-нибудь были в Бехукале? — Джек взялся за ручку двери.
Прокурор сидел с открытым ртом, не говоря ни слова. На мгновение показалось, что Джек ударил его под дых.
— Что? — наконец выдавил он.
— Бехукаль, Куба. Вы когда-нибудь бывали там?
— А кто хочет знать об этом?
— Сын Аны Марии Фуэнтес.
Глаза их встретились. Джек намеревался отложить разговор о Бехукале до тех пор, пока нынешнее дело не будет закончено, но что-то внутри него вдруг взбунтовалось против такого решения. Может быть, всему виной было то обстоятельство, что они оказались вдвоем и встреча прошла из рук вон плохо. Может быть, все дело в том, что с каждым днем он испытывал к Торресу все меньше уважения, а сама мысль об интимной близости между ним и его матерью причиняла ему боль и была выше его понимания. Хотя, вероятно, ему было всего лишь любопытно.
— Извини, Джек. Никогда не был там.
Никто из них не отвел взгляда.
— Ну что же, я всего лишь спросил.
— И правильно сделал.
— Ладно. — Джек открыл дверь и перешагнул порог.