— Смотря что понимать под властью, писатель, — Визирь налил себе коньяка, совсем чуть-чуть, Зарову плеснул больше, Шедченко остался с пустым бокалом. — Коля, ты должен быть в форме… Ярослав, власть бывает разной.
— То есть?
— Советский Союз развалили не танки и авианосцы. Не агенты влияния, не амбиции национальных вождей. Информация, Ярослав. Западные журналы и красивые фильмы, идеология гуманизма — лживая, но привлекательная, компьютерные сети и спутниковая связь. Информация сейчас сильнее танков. Информация валит президентов и заставляет голосовать народ. Информация формирует мечты и цели.
— И ты собираешься ограничить информацию?
— Что ты, писатель! Самое опасное и бессмысленное занятие. Информация — лишь оружие. Ее можно взять в руки и заставить служить. Доказать людям, что кушать мыльную пену по утрам — полезно и питательно, что бушменское племя в количестве сорока человек — главари мирового терроризма, что в семьдесят лет человек достигает пика физической и умственной формы. Все можно доказать. Восток назовут севером, на месте храма Христа-Спасителя вновь выроют бассейн и зальют святой водой, автомобили цвета «мокрого асфальта» объявят причиной землетрясений. Информационное поле не знает границ и рас. Оно отвергает любые запреты, но в этом его главная слабость. Тем, что не имеет рамок, легко манипулировать. Нет ориентиров, невозможно заметить, как изменились цели.
— Ты хочешь править умами, — сказал Заров.
— Конечно. Тот, кто правит человеческими душами — тот и правит миром. Да, раньше было наоборот. Приходилось брать в руки страны, чтобы подчинить людей. Теперь настало иное время. Человеческий подход. Индивидуум — главная ценность. Пусть не ушло еще время Силы — я не пренебрегаю ей. Сила защитит Власть — до тех пор, пока люди не увидят во мне воплощение своих идеалов. Я смогу быть разным. Уже товарищ Сталин понимал это, но ему не хватало технологий… и здравомыслия. Мне — хватит. Я тоже буду лучшим другом физкультурников и военных, пенсионеров и детей. А еще — покровителем домохозяек, опекуном дебилов, наставником космонавтов. Каждый увидит во мне себя. И каждый будет прав.
Заров посмотрел на Шедченко. Тот встретил его взгляд и кивнул.
Сила согласна служить Власти.
Так какой выбор у него?
Был ли он когда-нибудь — выбор?
— Я и впрямь тебе нужен, — сказал Заров с легким удивлением.
— Да. Ты вполне заменим, писатель, но с тобой проще общаться. Понадобится много подобных тебе, ты сам их подберешь.
— И помогу сотворить легенду…
— Именно легенду. Не имидж, не предвыборную программу. Легенду, которая станет правдой. Видишь — у тебя даже останется возможность влияния. Я ведь тоже буду вынужден подчиняться информационному потоку.
Визирь добродушно улыбнулся.
— Что тебе неприятно в окружающем, писатель? Ты же всегда с чем-то дрался, навязывал свои мысли и мечты окружающим. Писал книги — чтобы изменить мир. Теперь это будет проще.
— Я действительно смогу влиять?
— В поставленных рамках, конечно. Мы будем знать эти границы, Ярослав, для нас информация всегда останется инструментом. Но, полагаю, неприятные тебе явления можно будет… э… свести к нулю.
Заров выпил коньяк. Пламя камина плясало, улыбалось ему.
Не продаются лишь те, кого не покупали.
Он сможет снизить вред, который нанесет Визирь, до минимума. Возможно — принесенное добро даже перевесит зло. На каких-нибудь дурацких весах мировой справедливости.
— Визирь, есть еще одна проблема.
— Кирилл и Визитер?
Заров кивнул.
— Я ничего не имею против мальчика, — успокаивающе сказал Визирь. — Готов помочь ему, как-то компенсировать неприятности… пусть они и не по моей вине случились.
— А Посланник Развития?
Визирь вздохнул:
— Будь он младше и пластичнее, Ярослав… Вы общались с ним, так скажите — он способен отказаться от своей линии? Подчиниться мне?
Он молчал, вспоминая Виза. Ему даже захотелось соврать.
— Нет, Визирь. Его правда слишком далека от нашей. И он уже слишком многое пережил. Визитер не отступит. А Кирилл… он его не предаст.
— Тогда решай, писатель, — просто сказал Хайретдинов. — Если ты захочешь уйти, я не стану удерживать. Шедченко даже подвезет тебя до города. Коля, подвезешь?
Шедченко молча кивнул.
Заров закрыл глаза. Немножко темноты, совсем немножко. Капельку. Темное пыльное зеркало поперек души. Подойти и стереть пыль. Посмотреть в себя.
— Не стоит садиться за руль нетрезвым, полковник, — сказал он.
— Это означает, что ты остаешься, литератор? — спросил Шедченко.
ЭТО ОЗНАЧАЕТ, ЧТО ТЫ БРОСАЕШЬ БЕСПОМОЩНЫХ ДЕТЕЙ, ПИСАКА?
Информацию можно высказывать по-разному. Но они знают гладкую скорлупу слов и горькое ядрышко правды внутри.
— Да.
Мария не умела злиться.
Злоба и ложь — не ее сторона Силы.
То чувство, которое она испытывала к Анне, скорее можно было назвать обидой.
— Я только хотела погулять, — не поднимая глаз, бормотала девушка. — Только погулять.
— И где же ты гуляла? — Мария одевалась, поправляла прическу, даже не глядя на Анну. Та топталась у стены, что-то виновато объясняла… Потом Мария услышала.
— Церковь? Ты ходила в церковь?
— Да.
— Зачем? Зачем тебе это — когда рядом я?
Анна молчала. Вмешался Карамазов, подошел к ней, обнял за плечи — Анна вздрогнула, но не отстранилась:
— Мария, не надо. Девочка грустит. Слишком быстро все происходит. Сходила попов послушать — почему бы и нет?
— Зачем ей это? Анна, ну что с тобой?
— Мне страшно, — сказала девушка.
— Почему? Ты не веришь в наши силы? Ты помнишь — нас даже не смогли застрелить!
— Поэтому мне и страшно, — тупо повторила Анна.
— Девочки, прекращайте, — Карамазов начинал злиться. — Нам пора ехать. Скоро начнет темнеть.
Мария подошла к ним — Илья отступил. Прототип и Посланница смотрели друг на друга. Потом Мария поцеловала девушку в губы, прошептала:
— Не теряй моей любви, Аня. Не теряй! Ты хорошая, тебе не нужна эта церковная мишура!