Только не Тьма.
Он очнулся, когда понял, что лифт не движется уже пару минут. Как ярко. Как больно. И пусть старик иронизирует по поводу одной-единственной победы. То поражение стоило сотни побед.
Визитер вышел из лифта, чувствуя, как дергается лицо. Прочь-прочь-прочь.
Новое время, новые игры. Не скажешь, что легче.
Он позвонил, и Скицын открыл почти сразу, словно подошел еще на шум лифта и стоял в недоумении, ожидая звонка.
— Ну, проходи, — Степан стал сдвигаться вдоль коридора, освобождая место. Рядом со Скицыным Заров всегда чувствовал себя стройным и невесомым, словно самые малолетние из его героев. Впрочем, Скицын ухитрялся таскать свои килограммы с грацией закоренелого толстяка.
— Н-да, — сложив руки на животе, Степан наблюдал за ним. — Ну, здравствуй. Очень рад, что на вторые сутки неожиданного пребывания в Москве ты исхитрился выкроить минутку для старого друга.
— Вчера был кошмарный день, — Визитер почувствовал, что начинает оправдываться. Это было от Ярослава, и он невольно поморщился.
— Кошмарный, говоришь? Я бы предположил, что ты заглянул к Озерову, и вы устроили дегустацию мускатных вин. Собственно говоря, я так и предположил. Но он, оказывается, ожидает тебя только сегодня. С минуту на минуту. Нехорошо, Ярик. Хоть позвони Тиме, скажи, что у меня немного посидишь…
ЧЕРТ…
— Я уже звонил. Мы договорились завтра встретиться.
— Да? Ну рад, рад. А то можно Озерова позвать. Или к нему поехать.
— Не стоит, у него сегодня какие-то важные гости.
— У… — Скицын протиснулся мимо него, закружился у плиты. — Я тут повожусь немного, ты пока располагайся, морально готовься к отдыху. Мои сегодня на даче, решили хорошей погодой воспользоваться. Так что можно шуметь.
Визитер кивнул, проходя в зал. Устроился на продавленном диване, покосился на шкафчик с кассетами.
— Степан, ты свой видик починил?
— Да, конечно. Включай, смотри.
Слава присел на корточки, провел ладонью по кассетам. Усмехнулся.
— Что, достал «Повелителя мух»?
Скицын вплыл в комнату, толкая перед собой сервировочный столик. Гордо кивнул:
— Да, разжился. Редкий фильм. Американская версия, конечно, гадостнее, но и ее обещают найти. Так, ты в состоянии пить?
— У меня в сумке пиво.
— Я предполагал что-либо покрепче, но можно начать и с пива, — Скицын очень медленно и осторожно опустился в кресло. — Так, ты вон в то кресло не садись, оно почему-то шататься стало…
— С чего бы это, — Визитер встал. — Надо будет порыться в твоей коллекции.
Он стал выкладывать пиво. Степан иронично поглядывал на него:
— Ну, рассказывай.
— Что рассказывать-то?
— Каким ветром в Москву занесло? Во вторник ты был в Алма-Ате и никуда не собирался. На самолетах ты летать не любишь, это значит, выехал в среду. Что случилось-то?
— Ничего. Давно не приезжал.
— Темнишь, Ярик… — Скицын покачал головой. — Ладно, сам расскажешь… О, у тебя появился вкус к хорошему пиву. У меня, кстати, есть чешский сыр, получится идеально. Чешский сыр любишь? «Плеснивец»? Название-то какое, а?
— Вы, в Москве, немного оторваны от реальности.
— Что ты, у нас его тоже не найдешь. В Праге был недавно, запасся. Прозит!
Они выпили, Скицын крякнул, потер ладони.
— Рассказывай.
— Да что?
— Как «Книги Пути»?
Слава кивнул, вспоминая.
— А… ничего. Пишу.
— Распечатку привез?
— Нет.
— А файл?
Слава покачал головой.
— Ты урод, — сообщил Скицын. — Так вообще-то нельзя поступать. Ладно. Если не хочешь, Ярик…
— Слушай, зови меня Славой. Мне так больше нравится.
Степан пристально изучал его.
— Хорошо, Слава. Бороду отпустить не собираешься? Для окончательной смены имиджа?
— Подумываю.
— Да… что-то с тобой стряслось. Кризис тридцати лет?
— Психолог…
— Давай я, все-таки, что-нибудь поставлю. «Секретные материалы» свеженькие, или еще что-нибудь.
— Давай, только не мистику. Надоела.
— Хорошо, — согласился Скицын. — Вот, «Оливера» записал. Славный мюзикл.
Он стал рыться в кассетах. Визитер допил пиво, откинул голову. Хорошо. Как там Илья с Николаем?
Щелк-щелк… словно переключатель. Картинка, еще картинка… Пока не сошлись. Ладно, удачи тебе, Шедченко. Ярик был прав, смешно жаждать боя с Посланником Тьмы. В этот раз он не способен на равный поединок.
— А я тут, — вновь усаживаясь в кресло, сказал Степан, — с такими забавными людьми познакомился. Клуб любителей детской литературы «Штурман». Хочешь, свожу?
Визитер пожал плечами.
— Ты у них один из любимых авторов, — продолжил Степан. — Они меня расспросами о тебе уже достали.
— Писателю вредно общаться с читателями. И кто им сказал, что я детский писатель? У меня нет детских книг. У меня взрослые книги, где действуют дети.
— Но ведь постоянно действуют! — Скицын захохотал. — Признаешь?
— Ну и что?
— Я сейчас собираюсь доклад для них сделать, — Скицын вновь хихикнул.
— «Дети в творчестве Ярослава Зарова».
— Интересно.
— Первым вопросом у меня идет: «Почему писатель Заров так не любит детей».
Визитер кивнул.
— Ну, спасибо. Дождался я. И почему же?
— Мне приходится опираться в основном на методы психологии, а не литературной критики, — сообщил Скицын. — Что поделаешь, так гораздо интереснее.
— Ладно, не оправдывайся. Мы этот метод вместе вводили. Излагай.
— Если взять твои книги, где в большинстве своем есть герои-подростки, то можно только поразиться количеству мерзостей, которые на них сыплются, — наливая пиво, сказал Скицын. — О, я погромче сделаю, тут такой славный хор! Итак, писатель Заров словно задался целью вывалить на своих малолетних героев все мерзости жизни. От убийств, причем он впервые у нас позволил детишкам вдоволь убивать не только взрослых негодяев, что вошло в обиход с пионерских романов, но и друг друга, и до сексуальных мерзостей разного рода.