— И?
— Посланник Творчества блефовал, пытался пойти на альянс с Развитием и Знанием. Он лгал. Это все поняли. Отпускать пацана глупо.
— Он его… убил?
— Вероятно, да. Через сутки я отвечу точно. Да что ты ужасаешься, вояка? Знаешь, сколько детей исчезает в Москве за сутки? И что с ними происходит? Накинутое на шею полотенце — не самый ужасный способ уйти из жизни.
Хайретдинов почесал переносицу.
— Впрочем, злись. Когда настанет черед писателя, ты ему это припомнишь. Знаю я вас, военных. Вечно робеете перед культурой… которая о вас подметки вытирает и с дерьмом смешивает.
— Это ее работа.
— Ну-ну. Идем завтракать. Потом еще немножко займемся… твоим гардеробом.
Мария вернулась только под утро.
Анна то задремывала, тревожно и беспокойно, то снова вскидывалась. Как быстро она отвыкла спать в одиночестве…
Номер был слишком роскошным, непривычным. Три комнаты, чудовищная кровать, непривычно большая — можно было раскинуть руки, и они не свешивались, можно было лечь поперек, по диагонали… как угодно.
Телевизор — импортный, с пультом, усеянным кнопками — Анна провозилась минут десять, прежде чем сумела его включить.
Даже ванна ее напугала — круглая, очень глубокая, с гидромассажем, про который она только слышала раньше…
Нет, разумом она понимала — все это правильно, только так и должно быть. Что для Марии эта роскошь — пыль на ветру. Она ведь даже не о себе заботилась, о ней, глупой провинциальной девчонке.
Но было ужасно одиноко и непривычно.
Мария велела ей заказать ужин в номер, и она долго колебалась — рискнуть ли? Потом все же сняла телефонную трубку, стараясь говорить четко и уверенно, сделала заказ. Минут через пять ужин принесли; но есть не хотелось, она лишь выпила немного сухого вина.
Где же, где же сестра ее и госпожа?
Когда сквозь сон Анна услышала стук открывшейся двери и глянула на часы, было уже полпятого. Она метнулась навстречу Марии в одной ночнушке, прижалась к ней — к холодным с улицы щекам, зарылась в пахнущие дорогими духами волосы…
— Все, все в порядке, — устало сказала Мария, отстраняясь. — Я вернулась.
Анна кивнула, сдерживаясь, не спрашивая. Мария села у журнального столика, молча налила себе вина, глотнула…
— Если бы ты знала, сестра, сколько там грязи и зла.
Анна присела перед ней на корточки. Да, она знала. А если и не знала — то верила…
— Я искала помощника, — сообщила Мария. — К сожалению… мы не все можем сделать вдвоем.
В груди кольнуло, горло сжал холодный комок. Но Анна промолчала. Ей виднее.
— Я никого не нашла, сестра. Быдло. Похотливое быдло, — Мария задумчиво смотрела на нее. — Без ума, без силы, без души… Может быть, нам придется поговорить с другими Посланниками. Дать им шанс спастись. Дать им любовь.
«Таганская» была забита народом. Кирилл стоял в центре, озираясь по сторонам, терпеливо снося толчки прохожих. Так не хотелось спускаться в метро… вспоминать… он всю жизнь, наверное, будет бояться подземных переходов. Но Визард был прав, здесь легче всего оторваться от преследования.
Они подошли к Кириллу сами. Со спины, видимо, осмотревшись и убедившись, что «хвоста» нет. Мальчик обернулся от прикосновения, замер, глядя на Визарда и Визитера.
— Я очень рад, малыш, — Визард коснулся его щеки. — Очень рад.
Кирилл шагнул к Аркадию Львовичу, уткнулся лицом в жесткую ткань плаща.
Хорошо, когда есть кто-то, кто не врет.
— Как ты убежал, Кирилл?
Визитер взял его за руку, и Кирилл повернулся, посмотрел на себя-другого, себя-звездного, отражение черных игл космоса. Улыбнулся.
— Я не убегал. Меня отпустили.
Аркадий Львович взял его за подбородок, приподнял голову, тревожно глянул в глаза.
— О чем ты, мальчик?
— Меня отпустил Ярослав. Тот, который настоящий. Он сказал, что обещал мне…
Визард быстро оглянулся, почти потащил его к подтягивающемуся поезду.
— Кирилл, Кирилл… Ты уверен, что они не следили?
Он лишь пожал плечами. Как он мог быть уверен? Кто он — Штирлиц или Джеймс Бонд? Просто шел к метро, сел в поезд, доехал до Таганки…
— Джотто врал, врал, понимаешь? — Аркадий Львович казался по-настоящему встревоженным. — Работа у него такая — врать! Я надеялся, но ночью понял — он лжет! Он не хочет альянса, он хочет победы, хочет нашей смерти. Все мы — пешки в его игре…
— Но Ярослав…
— Чем он лучше? Господи, какая наивность, ну с кем я связался…
Они проехали остановку до Китай-города, пересели на Калужско-Рижскую ветку, вышли на Сухаревской. Поднялись на поверхность. Визард все озирался по сторонам, не вынимая руки из кармана, и Кириллу стало невыносимо стыдно за этого старого человека, испытывающего такой безумный страх.
— Он не врал, Аркадий Львович…
— Господи, мальчик, да ты не понимаешь, кем ему приходилось быть в жизни! Как врать и что говорить!
Визард утянул их с Визитером в сторону от станции, они пошли по Гиляровского, и Аркадий Львович все еще продолжал озираться, уже успокаиваясь.
— А кем он был, Аркадий Львович?
Визард посмотрел на Визитера.
— Для тебя этого просто не было, дружок.
— А все-таки?
Аркадий Львович взял их за руки, обоих — крепенький дедушка, ведущий на прогулку нежно любимых внуков.
— Если бы он победил в прошлый раз, мы бы прогуливались по дну моря.
Визитер понял первым. Остановился, испытующе глядя на Визарда.
— Ну? Ну, что? Кажется странным? Адольф был хорошим художником и отличным артистом. Играл до последней минуты, с-сука. Что поделать, в тот период Творчеству было не до картин и книг. Лучшим применением казалась игра идеями и умами. Если бы он не попер на Посланника Власти, если бы вошел с ним в альянс… конец всему. Очень надолго.
— Он такого не говорил, — прошептал Кирилл.
— Конечно. Он и Прототипу этого не скажет… до времени. Стыдно, знаете ли, открывать подобные инкарнации. Куда приятнее вспомнить Итальянское Возрождение или свои романтические приключения в Средние Века. Так-то, Кириллка.