— Как видите, практически все города Морийора были захвачены не силой, а хитростью: ерзидские лазутчики, пробиравшиеся в них еще до начала войны, тем или иным способом находили потайные ходы, уничтожали самых толковых военачальников, а в ночь перед появлением армии Алван-берза травили часовых или просто захватывали ворота. Перемещение степняков от города к городу тоже осуществлялось не как обычно: вместо того, чтобы двигаться одной большой массой, снося все на своем пути, армия делилась на отдельные подразделения, каждое из которых действовало независимо от других. И появлялось у атакуемого города точно в срок. Как вы понимаете, враг, умеющий так воевать, крайне опасен. Прежде всего, своей непредсказуемостью…
— Предсказать, где они появятся, не так уж и сложно… — пробурчал де Лемойр. — Ерзиды опасны другим: они передвигаются без обозов и одвуконь. Соответственно, скорость их перемещения раза в три выше, чем у любой армии Диенна. Кроме того, они свободны в выборе целей, а те, кто в обороне — нет!
— Ну да, я, собственно, и хотел сказать, что воевать с ними так, как мы воевали с тем же Молниеносным, не получится… — помрачнел Бервер. — Поэтому мы должны сделать все, чтобы предельно усложнить им жизнь…
— Огромная армия без обозов должна питаться с земли, по которой идет… — подала голос леди Даржина. — Значит, если своевременно уничтожить запасы продовольствия, зерна и сена в приграничных городах и деревнях и Морийора, и Элиреи, то степнякам придется несладко…
— Это понятно даже ребенку! — фыркнул граф Олаф. — Наши лазутчики уже получили соответствующие указания и закупают растительное масло. Кроме того, в наши приграничные деревни разосланы группы воинов, которым поручено выкупить у населения излишки продуктов и фуража, а так же убедить их перемолоть все имеющиеся запасы зерна…
Уверенность, прозвучавшая в голосе Старого Лиса, не произвела на Видящую никакого впечатления:
— Боюсь, убеждать придется долго: до весны не так уж и далеко, значит, сев не за горами…
— Если мы переживем эту зиму, то зерно для посевной я выделю со своих складов… — сказал король. — Народ мне верит, значит, согласится…
— А еще мы уже начали перегонять стада крупного рогатого скота с запада на восток…
— Хм, толково… — хмыкнула королева. — А что с людьми? Загоните в города и замки?
— Большую часть — да…
— Но это же даст ерзидским лазутчикам дополнительные возможности для проникновения в город!
— А что делать? — развел руками король. — Королевство — это не города, а люди…
— Что ж, на первый взгляд, планы выглядят нормально: все население Элиреи прячется в городах и замках, а за их стенами — толпы голодных и злых ерзидов…
— Вы кое-что упустили… — ухмыльнулся Утерс Неустрашимый. — Кроме ерзидов, там будут слоняться воины Правой Руки. И отдельные сотни Золотой Тысячи Бадинета Нардириена.
Королева задумчиво посмотрела на своего сюзерена, затем на короля и ехидно поинтересовалась:
— Разозлить врага может каждый. А вот порадовать…
…- Увернешься — убью! — злобно прошипела фурия в потертом овечьем полушубке, наброшенном поверх потертого крестьянского сарафана, от души размахнулась и метнула в меня снежок размером с хороший кулак.
Умирать в это морозное утро я был не готов, поэтому покорно склонил голову и развел руки в стороны, показывая, что безропотно выполню приказ и… тут же расстроенно захлопал глазами — несмотря на все мои 'труды', снежок пролетел мимо. И влепился в стену каретного сарая!
— Так не честно!!! — обиженно выпятила губку супруга и, подскочив ко мне, сначала пнула валенком по ноге, а затем вцепилась в ворот драной нижней рубашки и попыталась им же придушить.
В этот момент в ее глазах было столько какой-то детской радости, что я, решив ей подыграть, поскользнулся и, неловко взмахнув руками, рухнул в наметенный за ночь сугроб.
Илзе коршуном упала мне на грудь, вцепилась в горло холодными, как лед, пальчиками, и, что-то грозно прошипев, угрожающе сдвинула брови.
Состроить испуганный взгляд у меня не получилось: я смотрел на раскрасневшееся личико, на котором все еще играла торжествующая улыбка победительницы, но видел не искрящуюся снежинками челку, ниспадающую на лоб, не пышущие жаром румяные щечки, а расширившиеся зрачки, в которых плескалась Любовь.
— Не смотри на меня так… — через вечность выдохнула Илзе. — Я тону в твоих чувствах и не могу дурачиться…
Я послушно закрыл глаза и тут же был наказан — острые зубки моей супруги сомкнулись на мочке уха. Увы, загрызть меня насмерть ей не дали — заскрипели петли двери, ведущей на задний двор, и до нас донесся обрывок недовольного рыка кого-то из поваров:
— …а перед тем, как ощипывать, ошпарь кипятком, дурень!
Увидев нас с Илзе, 'дурень' — мальчишка лет семи-восьми, вразвалочку выбравшийся во двор, по-взрослому нахмурил брови и, явно кого-то копируя, хмуро поинтересовался:
— Вы че, в детстве не наигрались?
Моя супруга чуть заметно напряглась, и я, почувствовав, что ее настроение вот-вот ухнет в пропасть, отрицательно замотал головой:
— Неа, не наигрались! А еще не нагулялись и не наелись сахарных леденцов!
Оценив примерную стоимость наших лохмотьев и решив, что о леденцах я говорю для того, чтобы вызвать в нем зависть, паренек забавно наморщил носик и фыркнул:
— Сладости — не милостыня, их просто так не раздают…
Тут Илзе сообразила, что я лежу в снегу в одной тоненькой нижней рубахе и драных штанах, и озаботилась моим здоровьем:
— Так-с! Вставай немедленно, а то простынешь! И…
— Встану. Если ты с меня слезешь…
— Купи мне леденец… А лучше два, чтобы я могла порадовать и вон того карапуза…
Проигнорировать ее просьбу я, конечно же, не смог, поэтому уже через минуту вышел из ворот 'Хромого Висельника' с супругой на руках. И зашагал в сторону ближайшей лавки, в которой могли бы продаваться сладости.
Со стороны наша парочка выглядела воплощением счастья: Илзе, обнимающая меня за шею, вертела головой, разглядывая проплывающие мимо дома, улыбалась прохожим и изредка шептала мне что-нибудь приятное, а я, соответственно, улыбался ей в ответ. Но я, сделавший пару-тройку шагов в изучении Видения, чувствовал, что где-то в глубине души моя жена все еще переживает о том, что у нее не было детства.
Пришлось ее отвлекать:
— Илзе?
— Да, милый?
— Ты смотришь, но не видишь…
— Не поняла?
— Если бы в детстве каждый день играла в снежки, то сегодняшнее утро не доставило бы тебе особой радости — ну, снег, ну, мужчина…
Она поняла. Сразу: