Серые хлопья растворились в воздухе, превратились в пыль, вихрь замедлил вращение, стал почти невидим.
– Что это? Заклинание? – спросил Расин.
– Да, причем выстроенное по совершенно необычным принципам, – отозвался Эрэм. – Уж поверь мне, но я не знаю ни одного мага, способного на такое…
В голосе его звучало благоговение.
– Ах ты ж так растак, мать твою через коромысло! – Мосол уселся, ошалело мотая головой. – И самое обидное, что сам по морде вроде получил, и хорошо, а в ответ врезать-то и некому!
– По такой морде, как у тебя, не грех и получить, – пробормотала Кость, подойдя к мужу.
– Ну что, колдун, покажи, чего ты на самом деле стоишь, – орк повернулся к Эрэму.
– Сейчас, – восставший одним легким движением сдернул со спины баул, опустил его наземь.
Когда отстегнул клапан, изнутри пахнуло пряным и острым, Расину даже показалось, что поднялось облачко темно-серого дыма. А затем из недр баула, способного вместить разрезанного на куски дракона, начали появляться самые разные вещи.
Набор черно-фиолетовых кристаллов разного размера и формы, ароматические палочки, две свечи толщиной в запястье, вырезанный из очень светлого дерева паук с огромным количеством ног и глазами из обсидиана.
– Ого, какая штука! – с восхищением гаркнул Мосол, когда Эрэм вытащил изогнутый клинок с зазубренным лезвием из черного металла.
Восставший не обратил на реплику орка внимания.
Он принялся рисовать ножом прямо на земле, выстраивая перекошенную звезду с множеством лучей. В центре ее оказался деревянный паук, установленный так, чтобы глядеть в сторону пирамиды, а по периметру встали, образовав разорванный в двух местах овал, кристаллы.
Свечи вспыхнули белесым пламенем без дыма, по их бокам потекли капли воска.
– Вам лучше отойти, – сказал Эрэм, выпрямляясь.
Расин не заставил себя уговаривать, и даже орки в этот раз забыли про свой гонор. Оставшийся в одиночестве восставший, подняв руки над головой, начал медленный речитатив.
Один из черно-фиолетовых кристаллов выбросил столб света, затем вспыхнул второй, третий. По поверхности пирамиды заструилась легкая рябь, серый вихрь закачался, точно огромная тяжелая бочка, которую пытаются завалить набок, как неуклюжий пьяный танцор на свадьбе.
Свечи погасли одновременно, хотя восставший даже не смотрел в их сторону.
Кристаллы тем временем начали оплывать, таять, словно они, в свою очередь, были из воска или иного мягкого материала. Сначала один превратился в черно-фиолетовую кляксу, второй рассыпался крошками, будто пересохший хлеб, третий перестал светиться, из него полетели искры.
Рябь исчезла, вихрь, защищающий пирамиду, на мгновение проступил очень четко, стало ясно, что это сложная штуковина, состоящая из сотен, а может быть и тысяч вихрей поменьше. А через мгновение он совершенно исчез из виду, остался лишь намек, слабое колыхание воздуха.
– Ну что, можно идти? – нетерпеливо спросил Мосол.
– Можно, но результат будет тот же, – отозвался Эрэм, опуская дрожащие руки. – Точнее, результата не будет никакого. Я пока даже не смог понять, как это работает, а уж чтобы убрать… мне понадобится время, и намного больше, чем я думал с самого начала.
– Сколько? – поинтересовался Расин.
– Несколько дней, – восставший огляделся, так медленно поворачивая голову, словно на макушку ему давила незримая тяжесть. – Полагаю, нам придется стать лагерем.
– Главное, чтобы тут нашлась вода, – сказал хадаганец. – И съедобная живность.
Пробивающий дорогу сквозь чащу ручеек отыскали метрах в двухстах к юго-западу от пирамиды. Мосол и Кость нарубили веток и принялись разводить костер, а Расин прочесал ближние заросли на предмет опасных тварей.
Когда вернулся, Эрэм возился со своим баулом, засунув руки в него едва не по локоть.
– Отправляйтесь на охоту, – сказал он, – а я пока займусь делом.
Живности в окрестных джунглях и болотах оказалось предостаточно – крупные птицы с таким ярким оперением, что при одном взгляде на них начинали болеть глаза, олени в холке едва выше человеческого колена, мохнатые глазастые создания, обитающие высоко в ветвях.
Так что в лагерь мяса приволокли столько, что даже четверым должно хватить на несколько дней.
– А где наш мертвый друг? – поинтересовался Мосол, сгружая окровавленные тушки наземь.
– Колдует у пирамиды, – Расин кивнул в ту сторону, где над кронами поднималась остроконечная верхушка. – Так что жратвой по милости Незеба придется заняться самим.
Эрэм провел у заключенного в серый вихрь сооружения целый день, заглянул в лагерь только в сумерках. На вопрос как продвигаются дела, он лишь пожал узкими плечами и сказал, что похвастаться пока нечем и что он заново возьмется за дело с рассветом.
Этой ночью Расин был свободен от стражи, но он все равно несколько раз просыпался.
И все время, когда открывал глаза, восставший сидел в одной и той же позе, скрестив ноги, рядом со своим баулом. Длинными, как паучьи лапы руками он перекладывал какие-то предметы, доносилось мягкое постукивание, клацанье, тихий хруст.
– Будьте наготове, – сказал Эрэм, когда все проснулись и Мосол принялся разводить костер. – Есть у меня ощущение, что рядом с этой пирамидой может появиться кто-то еще, и вряд ли это будет друг.
Едва «Приют Старателя» исчез из виду, Головешка испытал легкое разочарование: когда еще они окажутся в таком месте, где можно выпить чего-нибудь покрепче воды, а затем при желании набить морду не просто кому-нибудь, а сородичу из ди Дазирэ?
Скорее всего, только по возвращении на другой, более цивилизованный аллод.
По небу бежали облака, один ряд пустынных холмов сменялся другим, а они все ехали и ехали. Велигор бормотал себе под нос молитвы, гибберлинги сидели у него за спиной неподвижные и даже мрачные, Пожиратель Грехов мягко переступал с лапы на лапу.
Молчание нарушили только около полудня, и сделала это Ульфа.
– Нас впереди ждет засада, – сказала она. – Вон в том ущелье. Истинно.
– Объедем? – предложил Головешка, натягивая поводья, чтобы придержать Валуна.
Сражаться просто так не хотелось, да и ущелье, куда они направлялись, выглядело не слишком удобным для схватки – два одинаково крутых склона, грудами лежат валуны и видны темные отверстия, наверняка входы в пещеры, где очень хорошо прятаться, оставаясь невидимым и почти неуязвимым.
Но дорогу преграждают уже не холмы, а горы, пусть и невысокие, и так легко через них не перебраться.
– Нет, ну так не пойдет! – возмутился Велигор. – Неужели мы струсим и отвернем? Рванем же в атаку, и покажем этим исчадиям тьмы, что мы исполнены отваги и пыла истинной веры!