— Сестры, прекраснейшая?
— О да, юноша… Мы все сестры по несчастью.
— Но ведь вы так похожи, словно вас объединяет не общая беда, а общая кровь…
— И это тоже одна из загадок, которые не дают мне покоя. Но об этом чуть позже. А сейчас слушай меня, Али-Баба.
Юноша опустился на ковер у ног Суфии. Ее подруги расположились вокруг. И, если бы любой посторонний увидел эту необыкновенную картину, он бы поразился изысканной красоте девушек и их столь же удивительной кротости и молчаливости. Изумился бы он и тому, как робко ведет себя здесь мужчина — не царящий, а скромно внимающий словам женщины.
— Знай же, Али-Баба, что нас всех объединила одна беда — некогда нас бросили мужчины, наши любимые, возлюбленные или мужья. Те, с кем мы готовы были прожить всю жизнь, те, ради которых вставало солнце нашего счастья, ради которых мы готовы были неустанно трудиться весь день…
«О как бы я хотел, чтобы онасказала вот так обо мне…» — подумал Али-Баба.
— Когда это несчастье произошло со мной, я была столь близка к отчаянию, что возжаждала смерти, что, увы, претит любому человеческому существу. Но дни мои стали черны, а печаль, что легла на сердце, так велика, что мир перестал радовать меня. От этой боли я сбежала в горы, дабы найти высокую скалу и броситься вниз, в единый миг и навсегда избавившись от тоски и одиночества. Но Аллах милосердный и всемилостивый привел меня к этой серой скале и показал мне знак тайны и слова-ключи… Я вошла в пещеру, и удивление мое было столь велико, что печаль утраты стала уменьшаться. Разум мой воспрял, и я вместо смерти возжаждала мести…
«Быть может, если бы вместо коварной Лайлы я повстречал тебя, о умнейшая, я никогда не бродил бы в печали… Ибо назвать такую женщину своей — это куда большее счастье, чем даже сотня мешков, полных золота…»
О, как быстро иногда приходит к человеку прозрение!.. Но как же медленно умирает печаль…
Суфия же продолжала:
— Осознание того, что моя жизнь воистину бесценный дар, чтобы расставаться с ней только из-за утраты презренного червя, было столь острым, что я пожелала поделиться этим с подругой по несчастью. О да, я знала, что мужчины часто неверны, что они ищут любовниц и бросают некогда любимых… Но, Аллах всесильный, я и представить себе не могла, что в одном лишь нашем городе найдется почти четыре десятка брошенных, преданных женщин… И что им, так же как и мне не так давно, понадобится участие и утешение… Понадобится куда больше, чем мертвое золото или холодные камни…
— О Аллах милосердный… Четыре десятка…
— Да, юный Али-Баба, вот только вчера к нам присоединилась малышка Зульфия. Она стала тридцать девятой женщиной, которую бросил муж. Уже одно это само по себе не может не пугать…
— Я согласен с тобой, о Суфия. Но мне кажется, что город наш столь велик, что твои сестры — это еще не все осиротевшие и преданные любимые.
— Быть может, и так… Но беспокоит меня еще и то, что мы все так необыкновенно похожи…
— Да, прекраснейшая, меня это тоже озадачило. Но, быть может, дело здесь в том, что у ваших мужей просто были похожие вкусы?
— Должно быть, так оно и было. Но тогда я предполагаю, что и разлучницы эти были похожи на нас…
Мысль, пришедшая в голову Али-Бабы, была столь страшна, что он не мог промолчать:
— Или это была одна и та же женщина…
— О Аллах, да, или одна и та же… Но как быть с еще одной загадкой? Тех, о ком говорили наши презренные мужчины, зовут по-разному!
— Так вам известны и имена ваших соперниц?
— Более того, добрый Али-Баба, мой глупый муж даже возмечтал, чтобы мы с ней стали подругами! Он готов был привести ее к моему порогу прямо в день расставания…
— Увы, мудрая Суфия, мужчины (а я знаю, о чем говорю, ибо я говорю и о себе) иногда склонны вкладывать в головы других собственные мысли, а в сердца других — собственные желания…
— Особенно желания глупые…
— Но как же зовут ваших соперниц? Прости мне этот вопрос, я понимаю, что вновь тревожу рану, о которой вы хотели бы забыть…
— И имена эти тоже меня тревожат… Ибо ту, к которой сбежал мой муж, звали Лю Ли; презренную, которую предпочел муж Зульфии, — Лейла; змею, которая приворожила мужа Асии, — Лайли…
— А мою коварную возлюбленную звали Лайлой…
— О да. И эти совпадения не могут не навести меня на мысль, что это все — суть части имени одной женщины. Столь же коварной, сколь и жадной.
Голова Али-Бабы закружилась. Ему стало дурно от одной лишь мысли, что его прекрасная, отдававшаяся ему с такой страстью и пылом, могла дарить всю себя и еще кому-то… И, о Аллах, не просто кому-то, а многим… десяткам мужчин…
Должно быть, юноша побледнел, ибо Суфия внезапно прекратила свои размышления вслух и потрясла Али-Бабу за плечо.
— Что с тобой, юноша?
— Я вспомнил свою коварную Лайлу… И чувство гадливости от одной мысли о том, что она могла быть мне неверна, едва не убило меня…
Суфия лишь сочувственно кивнула.
Все происходящее и ей самой казалось и странным, и непонятным, и одновременно отвратительным, не присущим природе человеческой. Девушки, что сидели рядом, все так же молчали. Казалось, что само их присутствие здесь и сейчас врачует их душевные раны куда лучше сотни лекарей.
Почти так же — исцеленным, избавившимся от наваждения своей больной любви, — почувствовал себя и Али-Баба. Да, загадка его капризной Лайлы вновь стояла перед ним. Но теперь он уже не мечтал о том миге, когда она возвратится к нему… Не мечтал, что он вновь обнимет ее тонкий стан, насладится запахом ее волос, лаской рук, негой тела… Более того, стоило лишь Али-Бабе подумать об этом, как отвращение едва не убило его… Он внезапно услышал запах сточных канав, смрад старого мяса, которым торговцы на базаре кормили бродячих псов. Большого душевного усилия стоило юноше вновь стать прежним, прийти в себя и попробовать мыслить здраво.
— Так, прекраснейшая, ты говоришь, что возжаждала мести? Кому же ты хотела мстить?
— Сначала я хотела отомстить своему глупому Арно, который богатству и преданности предпочел страсть и жадность… — Суфия говорила медленно, вновь и вновь обдумывая свои желания. — Но чем больше я думала об этом, тем меньше мне хотелось трогать Арно хоть пальцем — ибо сама мысль о нем мне была отвратительна так же, как прикосновение к мертвечине…
— Так, значит, теперь ты хочешь отомстить этой коварной соблазнительнице с десятками имен?
— О да, теперь я больше хочу этого. Ибо чувствую, что мое желание вобрало в себя желания всех моих сестер по несчастью.
— Ты позволишь мне помочь тебе в этом? Я чувствую, что я был знаком с этой коварной… Чувствую, что знаю ее…
— Ну что ж, теперь настала твоя очередь рассказывать о боли, которую тебе причинило расставание…