– А если я тебе еще пятьдесят рублей дам?
– Пятьдесят? Маловато для такого дела…
– Какого – такого? Сто метров до леса прогуляться? – тут уже возмутилась я.
– Понимаешь, кудрявая, – и что это он меня кудрявой называет, у него что, со зрением проблемы, – идя с тобой, я, можно сказать, здоровьем рискую! Ну, что я Клавке моей скажу, зачем я с тобой в лес поперся?
– Скажешь, что Афродиту искал, а я там ее видела, тебе место показала.
– Ой, кудрявая, подбиваешь ты меня на рисковое дело…
И Альфонс махнул рукой, мол, была не была! И мы направились к лесу.
– Почему ты меня все кудрявой называешь? – спросила я его.
– Ну, кудрявая, значит, красивая, – объяснил Альфонс. Он впился зубами в очередное яблоко и потопал по дороге, заглядывая через забор то к одним соседям, то к другим.
Мы пересекли весь дачный поселок и дошли до свалки, живописно расположившейся у самого леса. Мой новый знакомый оказался прав: здесь действительно можно было найти много интересного и полезного для такого субъекта, как он: люди выбрасывали старую мебель, бутылки, банки, книги… Даже одно кресло валялось, хотя и ободранное, но для Альфонса, думаю, вполне пригодное. Отдельной кучкой громоздилась посуда: чашки и тарелки, треснутые или с отбитыми краями. Глаза у моего спутника загорелись.
– Эй, кудрявая, давай деньги! Видишь вон ту тропку? Бабка по ней шла. А я останусь, у меня тут дела…
Взяв у меня законно им заработанные пятьдесят рублей, Альфонс подбежал к мусорной куче и принялся в ней копаться. Я пошла по тропе, указанной им, в лес. Здесь было так хорошо, прохладно, белоствольные березы окружали меня со всех сторон, в траве росли голубые колокольчики. Где-то в листве распевали свои трели невидимые глазу птахи. Я шла по едва заметной тропке. Кто проложил ее и куда она вела? Сейчас мы это узнаем! Через несколько минут я увидела, что тропинка раздвоилась: одна стежка повернула направо, в глубь леса, другая – налево. Я пошла по той, что повернула в сторону деревни, и вскоре вышла из леса на дорогу. Мусорная свалка теперь оказалась по другую сторону от меня. Я вернулась к ней. Альфонс все еще рылся там, со знанием дела отсортировывал посуду. Кресло, как я поняла, тоже удостоилось почета быть отложенным в сторонку. Увидев меня, Альфонс сказал восторженно:
– Ты только посмотри, что люди выбрасывают! А?! Какая посуда!
– Китайский сервиз, – согласилась я, – на трюмо из красного дуба он будет великолепно смотреться.
– Знатная свалка! Иногда даже жрачку хорошую выбрасывают! – доверительно сообщил Альфонс. – Я здесь один раз в банке такие грибы нашел! Сначала думал, раз выбросили, значит, плохие. И взял на всякий случай, банка мне понравилась, красивая такая… А Клавка моя в грибах шарит, она сказала, что грибочки знатные, вполне их похавать можно. Ну, мы их и стрескали, под сто грамм. Ничего, нормальные, жареные, с луком и морковкой…
– Альфонс, когда это было?! – Я даже вздрогнула.
– Давно, точно не помню. В начале месяца…
– Банка у вас сохранилась?
– Да ты че, Клавка мне знаешь…
– Я не собираюсь ее забирать, просто покажи. Я только погляжу на нее – и все!
Альфонс посмотрел на меня с недоверием. Он помялся с минуту, почесал шею, потом живот.
– Ладно, – сказал он наконец, – покажу. Иди к своей машине. Я скоро туда подойду. Мне вдвоем с тобой в деревне показываться нельзя.
Я вернулась к даче Виктора. В ожидании моего нового знакомого пошла к другим соседям Виктора, постучалась в калитку. На мой стук открыл старик, Илларион Сигизмундович, так он представился. Как выяснилось, он тоже был на пенсии и жил на даче круглый год. Он сказал, что знает о смерти своего соседа и очень огорчен. В тот день он слышал только музыку, смех и веселые крики. Вообще, молодежь распустилась, ведет себя слишком вольно! Кто еще приезжал или приходил к соседу – он не знает, не видел. Когда все там расшумелись, он ушел в дом, читал книгу. Его позвали быть понятым только утром, в понедельник. На следующей даче никого не оказалось – рабочий день, хозяева, должно быть, в городе.
Вскоре подошел Альфонс, протянул мне банку:
– На, гляди…
Я взяла ее и хорошенько рассмотрела. Да, красивая, из-под какого-нибудь варенья или джема. Я такие в магазинах видела. И крышечка очень симпатичная, оранжевые ягодки на ней нарисованы. А сбоку этикетка сохранилась. Ну-ка, что там написано? «Джем абрикосовый». Понятно! Я отвинтила крышку, понюхала банку. Очевидно, Клавдия ее помыла не слишком тщательно: до сих пор улавливался запах грибов и лука. Увидев, что его находка меня заинтересовала, Альфонс спросил:
– Может, возьмешь, за полсотни?
– Не боишься, что Клавка тебя прибьет?
– Да я ей еще сто таких найду!
Я протянула деньги Альфонсу, он взял купюры, и тут из-за угла показалась какая-то особа, внешностью чем-то сродни Альфонсу. Она была в, мягко говоря, очень старом спортивном костюме, в таких же, как у Альфонса, тапочках, а волосы ее, по крайней мере месяц, не видели шампуня и напрочь забыли, что такое расческа. Увидев нас, эта дама подобрала вовремя попавшуюся ей под руку палку и двинулась в нашу сторону. Мой собеседник резко изменился в лице.
– Беги! – крикнул он мне и со скоростью спринтера рванул по дороге вдоль забора.
Но я и не думала бежать: я стояла и ждала, когда Клавдия приблизится ко мне. Подойдя поближе, она разразилась такой отборной бранью, какую услышишь не от всякого алкаша. И замахнулась на меня палкой. Пришлось мне применить один из приемов карате и выбить палку ногой из ее рук. Такого поворота событий Клавдия явно не ожидала и разразилась новым потоком идиоматических выражений. Ни одно из них я здесь привести не могу, поэтому скажу только, что в ответ я вежливо попросила даму идти своей дорогой. Но Клавкин девственный ум, не испорченный цивилизацией, работал туговато. Скорее всего, этому способствовало и частое принятие ею спиртного. Одним словом, она не уловила содержания моей просьбы и снова ринулась на меня, размахивая – за неимением палки – руками. А ее бойфренд был прав, опасаясь агрессивности своей подруги! Ярость Клавдии не знала границ. Пришлось мне еще раз применить прием и уложить даму на травку – отдохнуть, на несколько минуточек. Даю честное слово, что я это сделала со всей мягкостью и деликатностью, на которую только была способна! Затем я села в машину и поехала в город.
Первое, что я сделала, приехав домой, это полезла под душ. Я чувствовала, как по моему телу бегут струи прохладной воды, и наслаждалась ощущением чистоты и свежести. Жара стояла с самого утра, и душ можно было смело принимать раза четыре в день. А еще лучше – съездить бы сейчас на Волгу, позагорать, искупаться в настоящей речной воде, заплыть подальше, за буйки, к самой середине реки… Но – дела! Вот закончу расследование…
Не успела я выйти из душа, как зазвонил мой домашний телефон. Я обмоталась большим полотенцем и подбежала к аппарату: