Впрочем, ничего экстраординарного в его желаниях не было. Синтия Тейлор оказалась крутой бабой. Стервой, конечно, но круче многих его парней. Он ее хотел! Но хотел не Синтию Каллахан — девчонку, с которой когда-то спал, а Синтию Тейлор — женщину, которая хладнокровно убила его врага. Джонни Паркер хорошо помнил торжествующее, почти радостное выражение ее лица. Она убила человека и не позволила ужасу от осознания этого взять над собой верх. Джонни видел, как Синтия подавляет в себе остатки естественного для человека страха, как на их месте расцветает гордость за свой поступок. Синтия с вызовом смотрела ему в глаза, и он не смог не подпасть под гипнотизм ее взгляда. Джонни Паркер почувствовал, что сдает позиции. В конце концов, Синтия спасла самое ценное, что у него есть, — Селесту, убив человека, пытавшегося напасть на нее.
Даже на Линфорда поступок Синтии Тейлор произвел впечатление. Прибирать за ней пришлось долго, но могло быть гораздо хуже. Что ни говори, ночка выдалась долгая, однако в накладе они не останутся. Теперь предстояло унять страшный зуд, который образовался у Джонни в одном месте, и только свояченица сможет ему в этом помочь. Джонни прекрасно понимал, что играет с огнем, что собирается совершить большую ошибку, но зов плоти оказался сильнее доводов разума. При мысли, что эта женщина хладнокровно снесла голову подонку, Джонни впадал в крайнюю степень возбуждения и чувствовал, что не успокоится до тех пор, пока не услышит, как Синтия в порыве страсти выкрикивает его имя. Конечно, это было сродни безумию, но Джонни Паркер, подобно множеству мужчин, рад был полностью ему отдаться.
Он заставил себя собраться с мыслями.
Глядя инспектору Джоунзу в глаза, босс хмуро изрек:
— Значит, я плачу тебе уйму бабок за то, чтобы ты кормил меня лапшой? Берти Уорнер лег на дно и не шевелится…
Полицейский тяжело задышал. Было видно, что Джоунз понимает: сейчас он идет по лезвию ножа.
— Да, в этом вся проблема… Пока он не проявит себя… — Голос инспектора задрожал и сорвался.
— Проваливай, тупица!
Джоунз не заставил себя просить дважды и чуть ли не бегом бросился к двери.
Линфорд рассмеялся, глядя, как спина испуганного до дрожи в коленях полицейского скрывается за дверью.
— Продажные легавые даже хуже, чем стукачи, — сказал он. — Они подставляют своих же товарищей. Я предпочитаю иметь дело с порядочными копами. От них хоть знаешь, чего ожидать.
Джонни согласно кивнул, большинство из его людей испытывали подобные чувства по отношению к продажным легавым.
— Как дела у Селесты? — спросил Линфорд.
Джонни пожал плечами.
— А ты как думаешь? До чертиков напугана.
В голосе босса прозвучало раздражение. Линфорд приподнял брови, но ничего не сказал. Он понимал, что Джонни П. винит себя и только себя за то, в каком душевном состоянии находится его супруга. Босс оставил жену без присмотра, и об этом ни он, ни окружающие его люди никогда не забудут. К счастью, Синтия очутилась в нужное время в нужном месте. Линфорд считал, что эта баба прекрасно справилась, вот только ее «работа» вызывала у него отвращение. Женщина, которая способна совершить такое и при этом не испытывать даже угрызений совести, по мнению Линфорда, совсем не похожа на настоящую женщину. Джимми Тейлору, возможно, и нравится спать с этой бесстрастной сукой, он же ни за что на свете не согласился бы разделить с ней постель. Кто знает, на что эта баба способна, если решит, что ее обидели? Нет. Спасибо, но жрите сами! Линфорд подумал, что Джимми следует отделаться от Синтии при первом удобном случае. В конце концов, его жена не из тех, кто внушает к себе любовь и страсть. К тому же она скорее похожа не на любящую, заботливую мать, а на полусумасшедшую гиену. Даже хуже, чем гиену. Гиены, по крайней мере, заботятся о своих детях. Синтия же сбагривала детей своим родителям на целые недели. Джимми окончательно подсел на кокаин, и все потому, что ему незачем возвращаться домой. Тот вылизанный до кристальной чистоты мавзолей, в котором он живет, домом назвать никак нельзя. Это какая-то грёбаная экспозиция! Линфорд был там дважды и оба раза чувствовал себя неонацистом на празднике бар-мицва. Он совсем не завидовал Джимми Тейлору.
Линфорд любил, чтобы его женщины были чистыми и простыми, как доски. Также он предпочитал, чтобы они жили отдельно — так бабы не будут слишком крутиться у него под ногами. Как только женщина начинала устраивать сцены ревности после затянувшейся до утра пирушки, Линфорд выставлял дуру за дверь. Он считал, что ему еще предстоит многое сделать, многого достичь, многое увидеть и многих затащить в постель. Одной бабы ему никак недостаточно. Линфорд давал деньги на содержание всех рожденных от него детей. Он следил за тем, чтобы о них хорошо заботились, но никакая сила не смогла бы заставить его связать жизнь с одной женщиной. По мнению Линфорда, женятся лишь полные придурки.
Он предпочитал увидеть, завоевать и отправиться дальше. В отличие от Джонни Паркера, Линфорд не любил усложнять себе жизнь.
— Давай, Селеста, поешь немного. Тебе станет легче.
Женщина благодарно улыбнулась и с чувством исполнения приятной обязанности съела сэндвич с овощами. Ей нравилось жить в доме сестры. Здесь было чисто. Повсюду идеальный порядок. А самое главное — здесь не пахло кровью. В своем доме Селеста не могла избавиться от этого мерзкого запаха. Вид убитого Кевина Брайанта стоял перед ее глазами. Тот факт, что бандита застрелила сестра, ничуть ее не беспокоил. Она верила, что Синтия сделала это ради нее. То, что убийство отличалось изуверской жестокостью, младшую сестру также не волновало. Синтия ее спасла, а все остальное не имело значения.
Приехала мама, дети сестры шалили на полу кухни. Сегодня Селеста чувствовала себя лучше, чем когда-либо за прошедшее со времени убийства время. Габби залезла к ней на колени, и Селеста крепко обняла девочку. Радостное настроение и тепло детей помогали ей верить, что жизнь вновь входит в нормальное русло. Впрочем, в душе Селеста сознавала, что жизнь больше никогда не станет для нее нормальной.
Джонни искал им новый дом, ведь она ни за что на свете не согласилась бы переступить порог своего прежнего жилища. Селеста чувствовала, что муж, хотя и не подает вида, сердится на нее. Иногда Джонни становился в ее присутствии излишне раздражительным. Но она не была похожа на своего мужа. Она не могла относиться к случившемуся как к «профессиональному риску». Возможно, для мужа это и так, но для Селесты убийство стало кошмаром, который по вине мужа теперь вечно будет ее мучить. Она не знала, сможет ли когда-нибудь простить Джонни. Она надеялась, что сможет. Селеста продолжала любить мужа всем сердцем, несмотря на то что его действия привели к трагедии, последствия которой все еще довлели над ней.
Габби чувствовала, что тетя расстроена, и тихо сидела у нее на коленях. Селеста сжимала ее в объятиях, словно ребенок был ее спасательным кругом. Джеймс-младший молча наблюдал за тетей и сестрой. На глаза Селесты навернулись слезы. Ее умиляла невинность детей. Когда-то и она была счастлива и невинна, но те времена канули в Лету. Она увидела смерть, и это навсегда омрачило ее дальнейшую жизнь.