— Нам приготовили комнату? «Трио Дзанкусси» всегда предоставляют комнату.
— Господи! — воскликнул Росс. — Лина, где моя жена?
Лина уголком фартука утерла глаза.
— Она не приходить назад. Она бросать все на меня. Я увольняюсь.
Чеканным шагом она удалилась на кухню, где у черного хода сбились две ее подруги.
Росс последовал за ней, косматый юнец — за ним, женщина в цветастом брючном костюме и обиженный итальянец потащились сзади.
Уже обосновавшись на кухне, два гомика чистили у раковины овощи, два бармена выгружали из коробок спиртное, был еще один итальянец с грустными глазами, этот — с аккордеоном, и девица-блондинка в шортах и в укороченной майке — уши плотно закрыты наушниками марки «Сони». Росс прошел за Линой до двери, с горечью думая, не надул ли его Литтл С. Порц, уже показав фотографии Элейн. Как иначе объяснить, что ее нет дома в тот самый день, когда они устраивают прием?
— Госпожа Конти звонила? Передавала что-нибудь? Хоть что-нибудь? — в отчаянии спрашивал он.
— Она звонить пять раз, — буркнула недовольно Лина. — Но домой не приходить.
— Эй-эй, мужик! Как там с подзарядкой? — горланил косматый юнец.
— А с моими вазами? — визжала дама в брючном костюме.
— А комната для «Трио Дзанкусси»? — вздыхал унылый итальянец, не дававший себя обойти.
— Пошли вы все к…! — не владея собой, заорал Росс.
— Эй-эй, мужик, угомонись! — сказал юнец, успокаивающе воздев руку.
— Вот как! — оскорбилась женщина.
— Мама! — грустно покачал головой итальянец.
В эту минуту зазвонил телефон. Росс взял трубку.
— Да? — гаркнул он и некоторое время слушал молча и с отвращением. Потом шарахнул трубкой и, не удостоив жалобщиков взглядом, гордо вышел из дома.
Оливер Истерн причесал свои жидкие рыжеватые волосы сначала так, а потом — иначе, но, сколько ни прихорашивайся, не скрыть, что он явно лысеет. Недавно принял душ, но энергия, которую пришлось затратить, чтобы уложить волосы, проступила влажными пятнами у него под мышками.
Затрезвонил телефон, но он и не подумал хватать трубку, как делал обычно. Пусть прислуга ответит на звонок. Пусть хоть что-нибудь сделают за тысячу долларов, что он выкладывает им каждую неделю.
Не принять ли душ еще раз?
Как бы волосы не спутались.
Можно надеть сеточку.
От внезапной острой боли в животе он поморщился. Открылась язва, будто одного облысения ему не хватало. И вдобавок ко всему — геморрой. Тот хоть не кровоточит. Но скоро и это может начаться, если «Люди улицы»и дальше будут его допекать.
Нийл Грей доканывает его; впрочем, а какой режиссер не доканывает?
Монтана Грей доканывает; впрочем, а какой сценарист не доканывает?
Джордж Ланкастер доканывает; впрочем, а какой актер не доканывает?
Оливер ненавидел талантливых людей, но Оливер нуждался в талантливых людях. Потому что сам он был способен только заключать сделки.
Как продюсер он стал легендой еще при жизни. Не как великий продюсер, а как сенсационный делец. Ах, какие то были сделки! Какие махинации он проворачивал! Какую дребедень запускал на экраны!
Впрочем, провалы Оливера не особо волновали. Еще до того, как картину запускали в производство, он уже накладывал лапу на то, что считал своим по праву. В бюджетах тех фильмов, которые устраивал Оливер Истерн, всегда было немного сверху или очень много, в зависимости от того, какой олух финансировал постановку. И если первоначальный бюджет не подходил, ну, тогда… двойная бухгалтерия закону не противоречит — если тебя не поймают за руку. А Оливер Истерн знал все уловки, какие стоило знать.
Он осторожно понюхал одну подмышку и решил, что надо бы еще разок принять душ.
Сеточку для волос надеть, банный халат — долой. Сегодня на вечере у Конги он будет лизать задницы. Будет лестью устилать себе путь из комнаты в комнату. Монтана, Нийл Джордж — все они почувствуют теплоту его неискренности. И он с удовольствием этим займется, потому что знает, кто в конечном счете возьмет верх. Как только фильм снимут, он станет фильмом «Оливера», а прочие могут катиться к херам собачьим.
Чтобы все было в руках Нийла и Монтаны! Хрен им, думал он. Пусть попляшут. Ему известны трюки, какие и Гудини [7] не снились!
Вот если бы отыскать ту девушку с пляжа, сделать ее звездой, подписать с ней персональный контракт.
Он заметил пятнышко грязи на покрытой зеркалами стене и принялся усердно стирать его бумажной салфеткой. Снова ощутил боль в животе. Быть киномагнатом — это вам не только икру кушать.
Они были в чистой и опрятной квартирке Ангель.
— Мне нечего надеть, — твердила она упрямо.
— Что-нибудь простенькое, — бормотал в раздумье Коко, роясь в шкафу. — Простенькое, но со вкусом. Любая сучка в городе явится расфуфыренной, как Жажа [8] на Рождество. А я хочу, чтобы ты выделялась, как одинокая роза на бармицве.
— Что такое бармицва?
Он кинул на нее быстрый недоверчивый взгляд.
— Порой ты что-то уж слишком невинна.
Сдернул с вешалки черную гофрированную юбку и, приложив к ней, сказал:
— Хм, мне нравится. Что мы можем к ней подобрать?
Она качала головой.
— Коко… пожалуйста… я даже не знаю этой миссис Лидерман.
— Греза моя, не думай, что весь вечер проторчишь с ней. Да любому жеребцу в Голливуде достаточно будет один раз на тебя взглянуть и…
Ангель не была самоуверенной и тем не менее знала, какое производит на мужчин впечатление.
— То-то и оно, — запричитала она, — все они будут ко мне приставать со своим враньем. А я замужем, Коко, я…
Теперь была его очередь перебивать:
— Я никогда не сую нос в чужие дела, Ангель, деточка. Только знаю наверняка, что замужем ты или не замужем, а муж твой сделал что-то такое, от чего тебе стало очень больно. Ты просто хочешь сидеть затворницей и хандрить. Только хандра еще никому не помогла. Я не уговариваю тебя шляться и забираться в постель к каждому, кто корчит из себя Уоррена Битти и к тебе лезет.
Я только говорю: сходи в гости и получи удовольствие, пусть за тобой поухаживают. Сразу почувствуешь себя лучше.
Откуда он все это знает? — удивилась Ангель. Всего в нескольких словах умудрился совершенно точно охарактеризовать положение, в котором она оказалась. И, наверное, прав. Ей будет полезно выйти на люди. Да и на большие голливудские приемы ее зовут не каждый день.