– Для пива? – хмыкнул Гатов.
– Для меня.
– Ты в него не поместился бы.
– Согласен, частями.
В Сочности палящее солнце компенсировалось прохладным ветерком, который хоть как-то остужал машину. В Камнегрядке же он напрочь отсутствовал, в результате чего бронекорда напоминала забытый на огне котелок, а на её бортах можно было смело жарить яичницу. Сами учёные крепко пропахли потом и с вожделением мечтали встретить на пути пруд или озеро. Или хотя бы источник, в котором можно было бы смыть с себя накопившуюся грязь.
– Пожалуй, нам не помешал бы короткий поход в какой-нибудь холод, – заметил сидящий у самого люка Мерса. Он потерял кепку, которую заполучил ещё в Помойке, и был вынужден накрутить на голову запасную майку, которой, говоря откровенно, не помешала бы стирка. Выглядел обычно аккуратный алхимик невероятно забавно, однако учёные давно перестали потешаться над видом друг друга.
– Голосую за Южный полюс этой идиотской планеты, – выдал Каронимо.
– Почему… э-э… не за Северный?
– Вниз катиться быстрее, а я тороплюсь.
– Остряк.
– Таким уродился.
Наплевав на опасность, они открыли все люки, но от духоты и лёгкой академической вони не избавились и оставались в кабине лишь из вежливости к водителю. И отчаянно пытались отыскать иные темы для разговора, помимо опостылевшей жары.
– Впервые в жизни пожалел, что не умею рисовать, – произнёс Гатов, объезжая очередную скалу. – Вчерашний закат был великолепен.
– Эзра говорил, что чем дальше… э-э… в Камнегрядку, тем они красивее, – припомнил Мерса.
– Далеко мы не заберёмся.
– И хорошо, что не заберёмся, делать там нечего, – пробурчал Бааламестре. – К тому же у нас воды в обрез.
– В обрез? – чуть испуганно переспросил алхимик, представив, что они застревают посреди раскалённой пустоши без всякой надежды на помощь. – Почему?
– На следующем привале доберём.
– Если отыщем родник.
– Придётся отыскать…
– И всё равно жаль, что я не художник, – вернулся к прежней теме Павел.
– Научись фотографировать, – предложил Каронимо.
– Я видел результаты этого «умения», – вздохнул Гатов. – Кошмарно маленькие листы бумаги, на которых кое-как наляпано чёрно-белое изображение. Фотографические картинки неспособны передать ни великолепие заката, ни даже тот прекрасный вид, что расстилается сейчас перед нами… – Павел ткнул пальцем в окно, желая заострить внимание друзей на «прекрасном виде», и замер. После чего, так и не опустив руки, осведомился: – А что это за цеппели на горизонте?
– Наблюдатели с «Горького» докладывают, что наземный объект чуть изменил курс и движется теперь на юго-восток-восток. – Фил указал на идущий слева и чуть впереди от основной группы импакто. – Если приглядеться, можно увидеть облака пыли…
– Я вижу, – подтвердил Йорчик, отнимая и вновь поднося к глазам бинокль. – Только не могу понять, что это за машина… На «Горьком» ещё не выяснили?
Руди не сообразил, что доклад предназначен не для него, но никто из лекрийцев не поставил его на место.
– С такого расстояния модель не определить, – холодно бросил Саймон. Тон оказался единственным выражением его возмущения. – Важно то, что она движется в сторону Карузо и оставляет за собой приметный след. То есть – не скроется.
– Что за объект? – хмуро спросил губернатор.
Появление подозрительной машины обеспокоило старика куда сильнее, чем известие о севшем на хвост эскадре галанитском госпитале. Медикусов пока «не замечали», а вот услышав о наземном объекте, Лекрийский не поленился взойти на капитанский мостик, некоторое время лично изучал пылевой след в бинокль, после чего уселся в своё кресло, надолго задумался и лишь теперь прервал молчание.
Саймон хотел повторить только что сказанное, но заметил поднятую руку радиста и кивнул, приказывая тому говорить.
– С «Горького» сообщили, что объект, скорее всего, бронетяг, однако конструкция неизвестна, – доложил радист. – Пушечного вооружения нет, замечен курсовой пулемёт. И ещё на импакто отмечают крайне высокую скорость передвижения.
– Флаг?
– Трибердийский.
– Проклятье!.. – Рубен в сердцах стукнул по полу тростью. Ссориться с мощным соседом, с которым к тому же заключено перемирие, больше смахивающее на полноценный мирный договор, ему ужасно не хотелось. Но подпускать трибердийских разведчиков к загадочным исследованиям Холя не хотелось ещё больше, а времени на принятие решения почти не осталось.
– Бронетяг идёт без сопровождения?
– Совсем один, – подтвердил Фил.
– На бронетягах редко ставят радиостанции, – едва слышно обронил Йорчик, вплотную подойдя к губернатору. Руди прекрасно понимал, о чём размышляет Лекрийский, и решил помочь компаньону «научной консультацией».
– Даже будь у него радиостанция, она не принесла бы пользы, – заметил Саймон. – Мы слишком далеко от Карузо.
– Но у нас на хвосте «Доброта», – поморщился Рубен. Ещё одна головная боль, с которой непонятно что делать. – Какова вероятность того, что на борту «Доброты» окажутся трибердийцы?
– Нулевая, – тут же ответил Саймон. Ответил быстро и уверенно. – «Доброта» – цеппель Департамента секретных исследований, там люди Компании, и они никогда не берут в полёт местных.
– На борту могут находиться раненые.
– «Доброта» явно идёт к точке перехода, то есть готовится покинуть планету и вряд ли возьмёт с собой менсалийцев.
– В таком случае… – Все поняли, что Рубен принял решение, и обратились в слух. – Прикажи «Горькому» убрать бронетяг.
– Слушаюсь, – кивнул Саймон.
– Только без осечек, – немедленно добавил старик. – Всех в ноль!
– Я сообщу капитану «Горького» о персональной ответственности за результат.
– Остальным прибавить ход.
– Слушаюсь, – подал голос капитан флагмана.
– И установите радиосвязь с «Добротой», – подумав, закончил Лекрийский. – Пора узнать, что здесь забыл Департамент.
– Он идёт на нас!
– Вижу!
– Так сделай что-нибудь! – потребовал Каронимо, стоящий у распахнутого заднего люка кабины. Откуда открывался потрясающий вид на приближающийся импакто.
– Делаю!
– Что?!
– Удираю! – проскрипел Гатов.
Разогнав до последнего предела паротурбинный кузель, с силой надавливая на руль, чтобы управиться с тяжеленными колёсами на столь огромной скорости, и не обращая внимания на мелкие препятствия и неровности. Второй раз за короткую жизнь – первый случился во время испытаний – бронекорде было велено продемонстрировать всё, на что она способна, и пока машина не отказывалась от нагрузок. Неслась, как выпущенная стрела, оставляя за собой вихрящееся облако…