И такую вот неприятную деталь из прошлого вспомнил Челубеев в ожидании монахов, а они почему-то всё не шли.
Марат Марксэнович встал из-за стола и направился в угол, где на узорчатом коврике замерли Дуся и Фрося, которые в буквальном смысле спасли его после случая в парке. Все делал тогда механически: ел, спал, служил, и выхода из этого состояния не обнаруживалось. И вот, находясь по какому-то делу в К-ске, проходя по улице, увидел их в витрине спортмага. Две стоящие рядом чугунные гири – одна поменьше, другая поболе. Постоял, полюбовался, зашел и купил ту, которая поменьше, подумал немного и большую тоже взял. Почему-то не в багажник служебной «Волги» их положил, а поставил на заднее сиденье, и они ехали там, покачиваясь на ухабах, позвякивая, как будто переговаривались, как две барышни, и еще до приезда в «Пионерку» стали Дусей и Фросей.
То, конечно, была судьба.
Когда увлекся, втянулся, вошел во вкус, в голове стали рождаться афоризмы, которыми охотно делился с окружающими: «жизнь калечит, а гири лечат», «гири ум вправляют, на правильный путь наставляют», еще: «гири мирят». Что бы ни случилось, какое бы ни было настроение, плохое или хорошее – подходил к Дусе и Фросе, брал в руки и играл, как с малыми детьми: поднимал – Москву показывал, подбрасывал с переворотом и ловил, одним словом – тешился, и сразу плохое настроение превращалось в хорошее, а хорошее делалось отличным.
Увлекшись сам, увлек гиревым спортом зону. «Пионерка» гремела. Первое место в системе ИТУ, ИУ, ИЗ и ИК, первое место в «Динамо», второе на Спартакиаде народов СССР, даже в Болгарию должны были ехать на первенство соцлагеря, но московские выскочки подсуетились, поехали сами и всё профукали. Сейчас времена уже не те, гиревой спорт в загоне, сейчас и гирю нормальную не купишь, но для себя, для души Челубеев делал ежедневно пару-тройку подходов, особенно если требовалось снять накопившуюся усталость или принять важное решение. В первом случае лучше помогала пудовая Дуся, во втором – Фрося, двухпудовик.
Челубеев постоял над ними, посмотрел сверху вопросительно, но даже наклоняться не стал, даже они не помогали ему теперь. Через несколько дней после Светкиного крещения случилась ссора.
– Ты мне не муж, – заявила вдруг Светка.
– А кто кому муж? – поинтересовался Челубеев, понимая, куда она клонит.
– Шалаумов – Людке, Нехорошев – Наташке. Потому что повенчаны и живут в законном браке.
– А мы в незаконном?
– Да, в незаконном! Законный не в загсе, а в церкви! А ты даже не хочешь креститься! – Светка говорила на повышенных тонах, в последнее время она только так и говорила.
– Не хочу и не буду, – ответил он на это, сохраняя спокойствие, но тут же сорвался, тоже на повышенный тон перешел. – Я лучше обрезание себе сделаю! По самое некуда!
– Вот-вот, – удовлетворенно закивала Светка. – Разве муж может сказать такое? Такое может сказать только блудник!
– Я – блудник?! – возмутился Челубеев, и даже чересчур возмутился, так что подозрение могло возникнуть, хорошо, что Светка не обратила на это внимания.
– И я блудница, потому что с тобой живу! Четверть века в блуде!
– В блуде, говоришь? Значит и детей мы в блуде… завели?!
– В блуде, и еще каком! – закричала Светка и замолчала.
Челубеев смотрел на жену и думал с тоской: «Юлька все слышит». Юлька – племянница, дочь его родной сестры Жозефины, свалилась на Челубеевых, как снег на голову. Ей было двадцать лет, она училась на историко-филологическом факультете К-ского государственного университета им. М. В. Кукарекина. В университет был наспех переделан бывший филиал столичного пединститута, но к-ские гордились: «У нас теперь есть свой университет!» Кукарекин возглавлял местные демократические силы в девяносто первом и в девяносто третьем, а в девяносто шестом, будучи уже ректором, умер в расцвете своей политической карьеры от сердечного приступа. Самый знаменитый из к-ских, он оставил свое имя университету. Юля вышла замуж за сына Кукарекина, своего сокурсника, родила от него ребеночка и, слишком скоро познав вкус супружеской измены, ставшей известной всем, развелась. Оставаться в К-ске она не могла, перевелась на заочное и приехала «к дяде Марату и тете Свете» – жить и работать. Егоровна, многолетняя секретарша Челубеева, как ее увидела, все сразу поняла: собрала свои банки-склянки и ушла. А Юля села на ее место. Челубеевы отдали родственнице комнату детей, которые к тому времени уехали на учебу в Москву, и поначалу были даже рады – тишина из детской навевала тоску. Когда в жилпоселке отремонтировали еще одну пятиэтажку, Челубеев предложил ей там однокомнатную. Юля благородно отказалась в пользу более нуждающихся, но ее благородство было за чужой счет… В ванную не проскочишь, в уборной толком не посидишь. Как женщина Юля для Челубеева не существовала – фактически ребенок и к тому же родственница, но нельзя же в самом деле среди бела дня из ванной в двух полотенцах выходить, из которых одно на голове, а второе пупок едва прикрывает. Он хоть и родной дядя, но пока еще мужик. И куда ни сунешься, везде эти чертовы прокладки! Не выдержал однажды, сказал, что по этому поводу думает. А она с улыбочкой в ответ: «Что естественно, то не стыдно». Нет, милая, стыдно, и еще как стыдно! Он с тетей Светой жизнь прожил, а о ее критических днях узнавал только, когда отказывала. Вот как приличная женщина должна себя вести! Во всей этой истории Светка вела себя на пятерку. А ведь тоже живой человек: и в ванне поплескаться хочется, и в туалете по-человечески посидеть. Но один плюс был несомненный – Ванюшка, Юлькин сын, Иван Иванович. Как придет Челубеев со службы, сразу в лошадки играть: «Иго-го, запрягай Марата!» Светка даже приревновала: «Со своими так не играл». А что тут скажешь? Дурак был, вот и не играл. Светка тоже Ванюшку полюбила, но в сердце не впускала, держала его для своих будущих внуков. Нет, дома еще куда ни шло, но на работе… Как выйдешь из кабинета в предбанник – сидит и либо ногти красит, либо гороскопы читает. Чаю не допросишься! А скажешь – обижается, а то еще хуже – заплачет. А с тем дурацким письмом неудельных, в котором они требовали своему отряду присвоить имя какого-то Степана, ну разве можно было его регистрировать? А она зарегистрировала!
– Ты регистрировала?
– Я.
– Как оно к тебе попало?
– Не знаю.
Ничего не знает. Отругал, а она в слезы. А Челубеев смотрел на нее и видел родную сестру – такая же недотепа, личная жизнь совсем не заладилась, и преподаватели научного коммунизма нигде теперь не нужны.
«Но почему же они не идут? – раздраженно подумал Челубеев, рассеянно размышляя сразу обо всем: о прошлом, настоящем и будущем. – Сказали – идут, а сами не идут…»
На улице сильно потемнело, а в кабинете сделалось совсем темно. Челубеев включил верхний свет, мельком глянул на свою понурую фигуру в большом, в рост, зеркале и, не желая видеть себя такого, отвернулся.
А мы, пожалуй, задержим взгляд…
Увлеченные прошлым героя, его социально-политическими устремлениями и личными пристрастиями, мы чуть не забыли о внешности одного из главных фигурантов нашей истории. А между тем внешность у Марата Марксэновича примечательная. Говорят, не за плечи девки любят… Это надо спросить у девок. Что же касается Светланы Васильевны, то она полюбила своего будущего мужа именно за плечи, за их неизмеримую силу, в чем убедилась при первой же встрече.