Господин Капуцци, так звали фотографа, тотчас же послал паренька, в котором я распознала вызванного Альберта, в комнату для переодевания.
– Поторапливайся, – крикнул он ему вдогонку, а потом принялся рассматривать меня.
– Она совсем неплоха… – обратился он к своей жене, – как ты находишь?
– Да, – серьёзно ответила та ему, – это как раз то, что тебе нужно.
– Как, однако, ещё соски высоко расположены, – заметил он.
– Они ещё не до конца проявились… – объяснила жена.
– И еще совершенно нет бёдер, – констатировал Капуцци.
– К тому же несколько маловато волос… – подсказала ему жена, указывая на мою раковину.
Впрочем, они остались мною весьма довольны, и Капуцци пообещал, что я не останусь внакладе. Он установил фотографический аппарат, сунул голову под чёрное сукно, а я с напряжённым любопытством наблюдала за его манипуляциями.
Тем временем из комнаты появился уже голый Альберт. Он улыбнулся мне, поскольку я точно заворожённая уставилась на его штык, который он нёс перед собой уже в полной боевой готовности.
Госпожа Капуцци громко рассмеялась и воскликнула:
– Он и вправду у него уже снова стоит.
Капуцци проворчал:
– Угомонись.
Альберт был прекрасного телосложения. Я залюбовалась выпуклостями его груди, подтянутым животом, сплетёнными из сплошных мускулов руками и бёдрами, и, прежде всего его толстым и прямым детородным солистом, величаво поднимавшимся вверх прямо из подбрюшных волос.
Кацуцци провозгласил:
– Итак, приступаем.
Он пододвинул на авансцену небольшую, обтянутую ковром скамью без спинки и заявил:
– Стало быть, сначала ты, Мелани, Альберт и ты – как тебя зовут? – добавил он, обратившись ко мне.
– Пеперль, – сказала я.
– Стало быть, Пеперль… вот и славненько… Альберт, ты садись в центре.
Тот сел, как ему было предложено.
– Так… теперь Мелани располагается справа от него, а Пепи помещается слева.
Мы поспешили исполнить указание.
– Так, а теперь каждая берётся рукой за член.
Мы ухватились.
– Альберт, – воскликнул Капуцци, – не сидите сиднем, вы тоже должны что-нибудь предпринять. Положите-ка обе руки каждой на плечи… замерли… один момент…
Он исчез под чёрным сукном:
– Так, – раздался из-под сукна его голос, – не шевелиться. Мелани, смотри на Альберта… ты, Пепи, тоже… а ты, Альберт, смотри вверх… возведи глаза.
Мы последовали его приказанию. От стержня Альберта, с двух сторон обхваченного нашими руками, наружу глядел только самый кончик.
– Один… два… три… четыре… пять… шесть… – отсчитывал Капуцци. – Готово.
Мы вскочили на ноги.
– Занимаем новую позицию, – приказал он.
– Какую же? – спросила жена.
– Ложись на спину, Альберт!
Альберт улёгся на узкую скамью, его ноги ниже колен свисали вниз.
– Мелани… ты встань над ним…
Жена подложила на пол справа и слева по мягкому валику, на которые и взобралась, чтобы казаться выше.
– Согнись над ним… – крикнул Капуцци.
– Мы ведь такое уже не раз делали, – заартачилась, было, Мелани.
– Делали, да не так… сейчас сама увидишь… – возразил маэстро.
Она наклонилась вперёд, опершись на руки, и её груди повисли прямо над лицом Альберта.
– Альберт, возьми груди в руки… – сказал Капуцци.
Альберт ухватил обе округлые штуковины и начал поигрывать сосками.
– Он меня опять возбуждает… – пожаловалась госпожа Капуцци.
– Альберт… – заорал фотограф, – держи руки на привязи, иначе я тебе помогу.
После этого тот спокойно держал в руках груди, однако на сей раз расшалилась Мелани, которая, покачивая телом, тёрлась сиськами о ладони Альберта.
– Вот видите, – сказал Альберт, – теперь она же сама играет…
– Мелани! – Фотограф произнёс это укоризненным голосом.
– Ну, конечно… – надулась та, – а если я теперь уже возбудилась.
– Пеперль… – обратился он ко мне, – возьми хвост Альберта и вставь его ей… только не отпускай руку.
Я схватилась за флагшток Альберта и подняла его вертикально. Другой рукой я нащупывала входное отверстие Мелани. Однако она опередила меня и, схватив затычку, сама сунула её в предназначенную для этих целей скважину.
– Ах… – вздохнула она при этом, – ах… опять сплошные мучения начинаются.
– Не так глубоко, Мелани, – предостерёг её муж, – должна быть видна рука Пеперль…
– Может быть, так? – спросила она и высоко приподняла попу, чтобы почти весь стебель Альберта, за исключением жёлудя, оказался снаружи.
– Вот так правильно, – согласился он.
– Просто беда какая-то, – воскликнула она, – так он у меня сразу выскальзывает, – и снова нахлобучила свой шлем на эту голову.
– Нет, так не пойдёт! – зарычал её муж. – Надо выше… чёрт побери…
Она нехотя приподнялась снова и сказала:
– Как изволите… однако я думаю, что так было бы просто изумительно… – и с этими словами опять нанизалась.
Муж подскочил к ней и отвесил по заднице такой шлепок, что в ушах зазвенело.
– Да ты же сношаешься, стерва… – закричал он на неё, – но меня тебе не провести…
– Это ведь тоже сношение… – ответила она раздражённо, – как только он оказывается внутри… это уже половое сношение!..
– Нет, – горячился он, – сколько раз я уже тебе втолковывал… что мы только позы снимаем… это называется «обозначить». Обозначать позволительно… но я никогда не допущу, чтобы мою жену сношал кто-нибудь посторонний.
В ту пору эта идиотская разница была очевидна и мне и всем прочим. Сегодня же, вспоминая об этом странном супруге, я не могу удержаться от улыбки.
Я сжимала гвоздь Альберта, чувствовала, как он пульсирует, и моя рука медленно скользила вдоль него вверх, пока не коснулась краёв раковины Мелани, и тогда я почувствовала, что она ежесекундно сокращает свой клапан, вследствие чего Альберт, естественно, не мог не прийти в крайнее возбуждение.
– Долго ещё это будет продолжаться? – спросила Мелани.
– Нет… смотри в объектив аппарата… улыбнись… Пепи, ты тоже… так… один… два… три… четыре… пять… готово!
Мелани соскочила с Альберта.
– Слава богу, – воскликнула она, – никаких сил нет, такое выдерживать.
Альберт продолжал неподвижно лежать на скамье.