Понятия не имею, как это случилось, но каким-то непостижимым образом всю компанию облетела весть, что в "Облегающем сапожке" нас ждет уйма пылких и охочих до моряцких ласк девиц, и пару минут спустя гогочущие американцы набились в шесть такси, которые гуськом покатили к дискотеке.
Наша четверка разместилась в автомобиле, возглавлявшем процессию. Патрик, сидевший рядом с таксистом, со смехом обернулся к нам.
— Вы только взгляните на эту кавалькаду. Теперь нам от них уже не отвязаться.
— По-моему, Барни — просто лапочка, — мечтательно вздохнула Лайла. Он напоминает мне плюшевого мишку. Винни-Пуха. И почему у этих здоровяков всегда такой мягкий и кроткий нрав?
— Не хотел бы я нажить в его лице врага, — усмехнулся я. — И не завидую тому парню, который подставит физиономию под его кроткий кулачок.
Я и впрямь не позавидовал потом Дюку Стаффорду. Бедолага уже никогда больше не примет прежний облик. Ха!
"Облегающий сапожок" разместился в цоколе под несколькими модными магазинчиками. Ступени каменной лестницы сбегают вниз в крохотный дворик, прямо из которого открывается дверь, ведущая в тесный вестибюльчик. В этом предбаннике ютятся гардероб, касса и туалеты. Вход в дискотеку преграждает тяжелая парчовая портьера. Спустившись, мы увидели, что перед портьерой, как и всегда, дежурит неизменная парочка вышибал — Эл и Фрэнк; Стаффорд специально импортировал их из Англии.
Они отлично меня знают; как и я их. Оба не питают ко мне особой симпатии; и я их на дух не выношу. Все предельно просто. Когда я под руку с Лайлой вошел в вестибюльчик, меня едва удостоили колючим взглядом. За мной проследовали Патрик с Амандой, а матросня чуть поотстала.
— А вот и наши братья-неандертальцы, — вполголоса пробормотал Патрик. — Мне кажется, у них на двоих всего одно полушарие.
— И одна извилина, — мгновенно подхватил я. — Да и та образовалась лишь после того, как одного из них огрели по башке дубиной.
— Тсс! — Патрик прижал палец к губам. — Пощади их ранимые души.
Я купил четыре входных билета, а Лайла с Амандой скрылись в дамском туалете. И тут гурьбой ввалились американцы. Эл и Фрэнк мигом насторожились и приняли боевую стойку. Почти тут же, откуда ни возьмись, вынырнул Стаффорд; ума не приложу — как его предупредили.
Надо отдать ему должное — парень он и вправду видный. Настоящий красавчик. Высоченный — около шести футов и четырех дюймов, — с крутыми могучими плечами, всегда одетый с иголочки и безукоризненный. Волосы темные, слегка вьющиеся; глаза бледно-голубые, водянистые, холодные. Самая примечательная часть его лица — конечно же, нос. Длинный, прямой и внушительный; такой шнобель, должно быть, украшал физиономию какого-нибудь римского патриция. Впрочем, уж я то отлично знал, что под оболочкой ухоженного и учтивого аристократа прячется совершенно отпетый мерзавец.
Несколько секунд Стаффорд молча постоял, словно пытаясь оценить происходящее, потом произнес голосом жестким, как наждак:
— Чтоб никаких неприятностей! Одна жалоба — и вашей ноги тут не будет. Я не хочу, чтобы из-за вас пострадала репутация моего заведения.
Барни побагровел. Сказать по правде, в ту минуту я был рад, что нахожусь с ним по одну сторону баррикад.
Огромный моряк набычился, шагнул вперед и, сжав кулаки, прогремел:
— Мы пришли сюда вовсе не для того, чтобы нарываться на неприятности, мистер. Мы пришли повеселиться — выпить, потанцевать. Что касается репутации вашего заведения — можете засунуть её себе в одно место. Мы сами за себя отвечаем.
— Я уже сыт по горло выходками янки, — не унимался Стаффорд. — Все вы одинаковы.
— Это замечательные парни, Стаффорд, — вмешался я. — Мы провели вместе весь вечер. Они умеют себя вести.
— Слушай, Тобин, ещё не настал день, когда мне захотелось бы выслушать твое мнение. Помалкивай в тряпочку. — Он повернулся к Барни. — Хорошо, покупайте билеты, но учтите — я вас предупреждал.
Он скрылся за тяжелой портьерой. Эл с Фрэнком неподвижно высились по обеим сторонам от входа, скрестив на груди руки; настоящие деревянные истуканы.
— Какая муха его укусила? — недоуменно спросил Барни. — И чего это он вдруг на тебя окрысился?
Я ухмыльнулся.
— Мы с ним поцапались пару месяцев назад из-за одной девчонки. Он сперва отбил её у меня, а потом, катая на катере, ухитрился вывалить её в воду прямо посреди залива.
Барни торжественно закивал.
— Славный парнишка.
Матросы приобрели билеты. Мы дождались, пока Аманда с Лайлой вышли из дамской комнаты, и всей компанией завалили за портьеру.
Внутри было просторно. Справа вдоль всей стены протянулась стойка бара, уставленного сотнями бутылок. Бар — излюбленная позиция одиноких завсегдатаев мужского пола, особенно — местных кабальеро; со своего наблюдательного поста они обозревают всех входящих дамочек и успевают перехватить приглянувшуюся красотку, прежде чем та добирается до ближайшего столика.
Всю левую часть зала занимали столы с табуретами. Столов шестьдесят-семьдесят, прикинул я. У дальней стены прилепилась небольшая эстрада, перед которой разместилась танцплощадка размером примерно тридцать футов на тридцать. Не развернешься, конечно, хотя, насколько мне известно, хозяева большинства дискотек именно к этому и стремятся.
Если не считать скудно освещенных эстрады и танцплощадки, то весь зал был погружен в темноту. Время от времени вспыхивавшие огоньки означали приближение официантов; с зажженными фонариками в руках те осторожно лавировали между столиками, чтобы выполнить заказ или получить по счету.
Шум, как и в любых других заведениях подобного рода, стоял одуряющий. Помимо адского завывания магнитофона, который запускал скрытый от посторонних глаз диск-жокей, на эстраде ещё наяривал квартет неудавшихся музыкантов-испанцев, гордо именовавших свой ансамбль "Эль-Сид". Всего за весь вечер они играли часа три-четыре, но заканчивали неизменно в три ночи.
Когда мы вошли, орал один магнитофон. "Роллинг-Стоунз" исполняли свою знаменитую "Сатисфакшн".
— Хочешь потанцевать? — обратился я к Лайле. — Вещь хорошая, да и освещение приемлемое.
Лайла приняла мое приглашение, и я увлек её на полупустую танцплощадку.
— Ну что, нравится? — полюбопытствовал я пару минут спустя.
— Да, здесь просто замечательно, — кивнула она. — Впрочем, именно этого я и ожидала.
— Лучшее заведение во всей Пальме. И ансамбль вполне приличный. Их коронный номер — "Испанские глаза". Слушаешь — и слезы наворачиваются.
— Странно, что людей так мало.
Я расхохотался.
— Подожди часок. В полночь в каком-то местном зверинце отпирают клетки, и сорок тысяч орангутанов кидаются сюда слушать "Эль-Сид". Так что наслаждайся, пока ещё есть, где повернуться.