– Это могут быть только воры. Они для того и кричали, чтобы проверить, есть ли хозяева. И, не услышав ответа, поняли, что дом пуст и можно грабить, не скрываясь и не торопясь. Ну, разбойники, я смогу разрушить ваши коварные планы!

Нур-ад-Дин неслышно поднялся с ложа и, ступая так, что ему позавидовали бы призраки, выскользнул из своей опочивальни. Разбойники, должно быть, не удовлетворившись кухней, поднимались теперь наверх, чтобы угодить прямо в ловушку, расставленную хитрым Нур-ад-Дином.

Ничего не найдя на женской половине, вор направился к его покоям. Всего несколько минут, и вот уже разбойник вновь вышел в коридор. Медлить больше не следовало.

И Нур-ад-Дин стремительно набросил пустой мешок на голову неизвестного.

– Вот наконец я и поймал тебя, коварный вор! – прошипел Нур-ад-Дин и поволок вора вниз, дабы там его связать и передать в руки стражников, каких, должно быть, следует позвать сразу после пленения.

Вор почему-то оказался не очень сильным и не очень крупным. Нур-ад-Дин с удивлением ощутил, что под грубым джутом скрывается женское тело. Воровка отчаянно брыкалась, но сделать ничего не могла – хозяин дома был заметно сильнее. Наконец Нур-ад-Дин дотащил ее до дворика. В тайном месте, прямо за дверью в дом, уже много лет висела смотанная веревка.

– Ну вот, – с удовольствием завязывая последний узел на руках неизвестной разбойницы, проговорил Нур-ад-Дин. – А теперь пришла пора узнать, что ты за птица и каким ветром занесло тебя в мой уютный дом!

С этими словами он сорвал пыльный мешок с головы воровки и… О Аллах всесильный и всемилостивый! Перед ним предстала его Мариам-ханым, его мечта…

Макама двадцать четвертая

Ее глаза метали молнии.

– Ишак! Вонючий бурдюк! Мешок свиного сала! Развяжи меня немедленно, глупец!

Нур-ад-Дин не двигался, словно обратился в камень. Да и как здесь было не изумиться? Она, его греза, его любимая, пробралась в его дом, словно лазутчик, шарила по полкам, что-то искала…

– Это ты, несравненная?!

– О Аллах всесильный, и этот человек еще пытается задавать мне вопросы! Развяжи меня немедленно, сын гиены!

Нур-ад-Дин повиновался. Но двигался столь медленно, что Мариам успела обрушить на его голову еще с десяток отборных ругательств.

– Да шевелись же ты, безумец! Мне же больно!

– Мариам, прекраснейшая, как ты здесь оказалась?

Женщина метнула ненавидящий взгляд в Нур-ад-Дина, но промолчала, пытаясь привести в порядок платье и заколоть шаль так, как это приличествует вдове. Лишь убедившись в том, что выглядит достойно, ну, насколько это возможно после нападения огромного и сильного мужчины, она позволила себе ответить этому самому мужчине.

– Я пришла тебя спасать, безголовый болван! А ты набросился на меня! Я торопилась, дабы вырвать тебя из лап коварной тысячелетней смерти, а ты едва не сломал меня!

– Спасти? От какой смерти?

Мариам, не глядя на Нур-ад-Дина, уселась на подушки, громоздившиеся в уютном уголке двора рядом со столиком в тени раскидистого лимонного дерева. Она не намерена была произнести хоть слово до тех пор, пока этот олух (но как же еще, о Аллах всесильный, назвать такого безумца?) не извинится перед ней. И это его она торопилась спасти! Это о нем беспокоилась! Да что там какой-то древний яд в какой-то дурацкой муке! Его не возьмешь ни копьем, ни топором, ни мечом. Он переживет не только ее, глупую Мариам, но и всех своих родственников, всех детей и внуков!

– Да отвечай же мне, женщина! – закричал Нур-ад-Дин, нависая над ней.

Мариам посмотрела на него столь пристально и столь пронзительно, что почтенный купец захлебнулся собственным криком. Должно быть, этот взгляд ожег его ничуть не хуже оплеухи. Ибо уже куда тише и куда мягче он спросил:

– Как ты оказалась здесь, прекраснейшая? И от чего ты хотела меня уберечь? Скажи мне, Мариам!

И уважаемый купец нежно провел пальцами по руке женщины. И тут произошло чудо – злая, словно кобра, Мариам внезапно исчезла. А на подушках теперь сидела плачущая девчушка, немногим старше его, Нур-ад-Дина, дочурки.

– О Аллах всесильный! Ну о чем ты плачешь, прекрасная греза? Расскажи мне, не скрывай ни слова.

И Мариам рассказала ему и то, что она услышала от почтенной Суфии, и как бежала в ужасе к его дому, пытаясь понять, успеет ли спасти его… И как шарила по темной кладовой в надежде уничтожить отравленную муку, и как пыталась понять, куда исчезла малышка Мариам и не погрузился ли он, неблагодарный, в смертельный сон без сновидений.

И чем дольше рассказывала Мариам, тем сильнее гневался Нур-ад-Дин. О нет, он не только гневался – смешанные чувства терзали его душу. Он был вне себя от счастья, что его прекраснейшая сломя голову помчалась спасать его. И он был вне себя от гнева, что она вообще слушала старую сплетницу Суфию. Ему было необыкновенно приятна забота Мариам, и его необыкновенно поразило ее легковерие.

– О Аллах великий! – простонал Нур-ад-Дин, когда рассказ Мариам все же подошел к концу. – И ты, глупая курица, даже не задумалась над тем, что тебе рассказала эта безмозглая старуха?

Слезы на глазах Мариам волшебно высохли.

– О чем я должна была задуматься, плешивый ишак?

– Да все равно о чем! Например, о том, что зерно не хранится даже полусотни лет, не говоря уже о нескольких столетиях! Что через наш город никогда не проходили никакие армии, не говоря уже об армии самого Искандера Великого! Что если утром тайник только был открыт, то к полудню отравиться им не смог бы никто. За исключением, конечно, самой безмозглой и безголовой Суфии, да пошлет Аллах великий ей еще сотню сотен лет неизвестных болезней!

Мариам хихикнула. О, она, конечно, не задумывалась ни о чем подобном. Но сотня сотен лет неизвестных болезней… такое проклятие воистину страшно…

Нур-ад-Дин самодовольно улыбнулся, и почтенная женщина вновь ожесточилась.

«О Аллах всемилостивый! Я бежала к нему, думала, что сердце выскочит из груди! Беспокоилась о нем! А этот бурдюк даже не извинился передо мной! О-о-о, вот такова она, твоя благодарность! И это о нем я мечтала еще на рассвете? Это его хотела назвать своим избранником? Да ни за что! Ни за какие богатства мира я не сделаю этого! И спасать теперь больше его не буду! Даже если прямо в его пустую голову ударит молния!»

– Ну что ж, раз ты жив и здоров, почтеннейший, то мне здесь больше делать нечего! И я могу спокойно отправиться домой!

– Ты даже не выпьешь со мной чаю, удивительная женщина?

Мариам, не ответив ни словом, встала и осмотрелась, дабы найти свою корзину, которую бросила где-то у входа в дом.

– Ага, вот и ты, моя красавица, – проговорила женщина, и более не удостоив ни единым взглядом окаменевшего Нур-ад-Дина, захлопнула за собой калитку.