— О нет, мальчик, — голос башмачника стал теплее, никто, о как правы мои соседи, никто лучше меня не знает этой удивительной истории. И никто лучше меня тебе ее не расскажет. А после ты уж решишь, стоит ли тебе вновь возвращаться в горы за парой-тройкой золотых монет. Или, быть может, лучше познакомиться с достойным Али-Бабой и узнать, к чему могут привести глупые прогулки по тайным горным тропам. Слушай же… Было это так…

Свиток двадцать первый

Али-Баба был свободен как ветер. И потому решил прогуляться. Ноги вынесли его за городскую стену, на одну из тропок, что вела в горы. Вновь и вновь юноша мысленно возвращался к тому мигу, когда на шею возлюбленной легло ожерелье, вновь и вновь переживал он секунды расставания, вновь и вновь чувствовал, как накатывают на него, к счастью, все слабее, волны любовного безумия. И потому не сразу заметил Али, что ушел в горы так далеко, что не стало видно крепостной стены, умолк шум никогда не отдыхающего города. Лишь ветер шевелил ветви густого кустарника, да слышался колокольчик какой-то глупой козы, которая в поисках сочной травки забрела далеко от дома.

Но вот в тишине родился еще один звук — звук шагов. Так быстро и легко могла идти только молоденькая девушка.

Али-Баба всегда мог отличить шаги женщины от шагов мужчины или ребенка. Ибо Али-Баба считал себя настоящим любителем женщин и ценителем великой женской красоты.

«О Аллах милосердный, что может делать девушка в этот вечерний час так высоко в горах? Или мне это все лишь послышалось? Но нет, шаги становятся все ближе…»

Али-Баба присел за огромным кустом олеандра так, чтобы видеть тропинку, но самому оставаться совершенно незаметным.

«О да, я не ошибся. Это молоденькая девушка. Но куда же она так торопится? И почему все время поглядывает на свою раскрытую ладонь?»

Али-Баба был не из тех, кто способен был просто вернуться в город и остаться в стороне от тайны, которая сама просилась ему в руки. И поэтому он последовал за девушкой, стараясь двигаться так же тихо, как двигался бы призрак… Если, конечно, какому-нибудь призраку пришла бы вдруг охота погулять по узким каменистым тропкам.

Но красться пришлось недолго. Через сотню-другую шагов подъем закончился. И девушка, а следом за ней и Али-Баба, ступили на каменную площадку перед скалами.

— О Аллах, неужели я уже нашла? Неужели это здесь?

«Малышка, что же ты ищешь так высоко в горах?» — не мог не спросить Али-Баба. Но спросил он это совсем бесшумно, ибо чувствовал, что ему вот-вот откроется какая-то удивительная тайна.

Между тем девушка обошла всю площадку перед скалой и, увидев что-то у ее подножия, проговорила;

— О, вот он, знак девы-защитницы… Да пребудет с тобой, добрая моя Джамиля, милость Аллаха всесильного и всемилостивого… Теперь я буду не одна.

Девушка встала перед скалой и, поглядывая то вниз, на камень, то на раскрытую ладонь, медленно и торжественно произнесла:

— Сим-сим, по велению сердца, откройся!

«Сим-сим? При чем тут лепешки?»

Но ответ гор потряс Али-Бабу. Бесшумно отодвинулась такая огромная, казалось, нерушимая, скала. И раскрылся высокий узкий грот — вход в недра горы, вход в тайну.

Тень грота поглотила и неведомую красавицу, и ее тайну. Али-Баба, быть может, и попытался бы последовать за ней, но ноги его совершенно не держали — юноше показалось, что он и сам превратился в камень, подобный окружавшим его древним скалам.

«Ну и чудеса в горах, я вам скажу… Аллах милосердный, но что это за камень, что это за дверь? И почему, о небеса, красивая, небедная (о, я знаю, о чем говорю), решительная девушка так стремилась сюда? Должно быть, те узоры из хны, которые я заметил у нее на руках, были планом… Но, значит, кто-то должен был нарисовать его…»

О Аллах милосердный, сколь сильно в людях любопытство! Вот уже и забыл Али-Баба, что он мучается от безответной любви, что его возлюбленная прогнала его и исчезла. Да и печаль из сердца юноши испарилась, как роса на заре.

Пока Али раздумывал о чудесах, дверь столь же бесшумно закрылась. Вновь на площадке у скал стало пустынно, лишь едва заметный вечерний ветерок играл с травинками, каким-то чудом выросшими в этом каменном царстве.

— Я должен, обязательно должен узнать, что это за скала. Но кто ответит на мои вопросы? Ведь дверь-то не сдвинуть руками, не открыть ключом. Быть может, стоит произнести ту странную фразу, которую произнесла девушка? Как она сказала? Сим-сим?..

Но скала оставалась недвижима.

(Говоря по чести, Али-Баба не был уверен, что все произнес правильно, однако обиделся и на скалу, и на собственную глупость — ведь он невольно понизил голос, пытаясь не рассердить глупый камень). И как всегда, когда его желание не исполнилось, юноша захотел найти виноватого.

— Должно быть, надо быть девушкой, чтобы эта упрямая горная дверь послушалась… Или приказать ей строго-престрого… Но…

Конечно, колебания Али-Бабы можно понять — не каждый день мир приоткрывает перед тобой завесу тайны. Да еще какой! Почему в горах есть скалы-двери, которые слушаются лишь приказаний женщины? Почему богатые горожанки так стремятся попасть сюда? (В том, что эта девушка не одна, Али-Баба был уверен. Ведь кто-то же должен был нарисовать на ее руке план и подсказать правильные слова!) Почему об этом неизвестно ему, Али-Бабе, предприимчивому торговцу и еще более предприимчивому любителю женщин?

— Но если я узнал краешек тайны, значит, пора разведать ее всю! Плохо лишь, что солнце уже почти зашло. Если я не спущусь в город прямо сейчас, значит, мне придется сидеть и караулить эту волшебную стену до рассвета.

Али-Баба начал уже оглядываться в поисках более уютного убежища, когда увидел, что через сине-сиреневые сумерки начинают пробираться тоненькие фигурки женщин. Вот одна из них прошла буквально в двух локтях от прячущегося юноши. Вот прошествовала другая.

Али-Бабе стало страшно. Черные фигуры двигались молча, под их башмачками не шевелился ни один камень…

«А если мне это все лишь мерещится? Если это лишь призраки, которые должны изгнать меня с гор?»

Страх обуял душу Али-Бабы. О нет, он был вовсе не труслив, но слишком много испытаний выпало за последние дни на его долю. Увы, даже сильные духом могут испугаться вереницы черных призраков, даже спокойные и разумные теряются перед новой тайной. Вот так потерялся и Али-Баба. Ему и хотелось последовать за черными фигурами, и страшило то, что это может его привести лишь к бездне безумия. Ему и хотелось узнать тайну скалы-двери, и было страшно приближаться к ней. Быть может, тот, кто неверно произнесет слова заклинания, будет жестоко наказан…

— О Аллах, я схожу с ума… Быть может, все это мне лишь привиделось, как пригрезились несуществующие голоса? Скоро я начну беседовать с призраками и пить с ними полуночный эфир, словно сладкий шербет…