Оливия снова отправилась на поиски Конора и на этот раз нашла его почти сразу же в старом сарайчике для инструментов, где он разбирал хлам, оставшийся после Нейта. Конор поднял голову, когда она вошла в полутемный и пыльный сарайчик.
– Ты пропустил обед, – сказала Оливия, стараясь говорить как можно спокойнее. Ей очень хотелось узнать, куда он ходил и как провел день, но вместо этого она спросила: – Проголодался?
Он покачал головой.
– Спасибо, но уже поздно. Я подожду до ужина. – Отшвырнув ржавое ведро и указав на штабель досок в углу, он сказал: – Не возражаешь, если я использую несколько штук?
– Конечно, нет. Тебе не нужно спрашивать у меня разрешения, Конор. – Ведь теперь это и твой дом тоже.
Он поджал губы и отвернулся, затем стал на колени и стал рыться в ящике с инструментами.
– Да, думаю, так и есть, – пробормотал он себе под нос.
Было ясно, что Конор не в духе. Но чего она ожидала? Отогнав тревожные мысли, Оливия сменила тему:
– А что ты собираешься делать с этими досками?
– Пока не знаю. Просто жалко будет, если их сожрут термиты. – Он помолчал, потом посмотрел на нее и добавил: – Когда я чинил крышу, то подумал: как приятно снова держать в руках молоток. Я уже давно не плотничал.
– Ты занимался этим там, в Ирландии?
Конор кивнул.
– Я начинал подмастерьем у столяра, когда мне было шестнадцать.
Она прислонилась спиной к пыльному верстаку Нейта, стоявшему у двери. Конор же продолжал разбирать содержимое ящика.
– Ты бросил плотничать, чтобы стать профессиональным боксером? – спросила Оливия.
– Нет. – Он встал и поднял ящик, потом подошел к ней и поставил ящик на верстак. – Я бросил работу, чтобы стать бунтарем. – Вытащив из ящика долото, Конор стал внимательно рассматривать его. – Да, я решил стать фением. Занозой в боку Британской империи.
– Фением? – переспросила Оливия. – Какое странное слово… Это, наверное, какое-то тайное общество?
– Да, тайное. Ирландское республиканское братство. – Он положил долото обратно в ящик. – У вашего мужчины были отличные инструменты.
При слове «мужчина» Оливия невольно рассмеялась. Конор взглянул на нее с удивлением.
– Я сказал что-то смешное?
Она зажала рот ладонью и покачала головой:
– Нет-нет, просто дело в том… Нейту было под семьдесят. Черный как уголь старик, с длинной седой бородой, с зубами, пожелтевшими от жевательного табака. – Она поморщилась. – Жевать табак, отвратительная привычка, хотя он был очень милый старик. Но его никак нельзя было назвать «моим мужчиной».
– Это просто такое выражение, милая. В Ирландии говорят «твой мужчина», имея в виду знакомого тебе человека. Иногда даже подошедшего к женщине незнакомца.
– Как странно… – пробормотала Оливия. – Странно, что люди так по-разному выражаются, правда? Мы здесь говорим «я полагаю», а вы говорите «я думаю», но означает это одно и то же, верно? Собирается дождь, я полагаю. Собирается дождь, я думаю.
Конор криво усмехнулся.
– Ну, ирландцы известны тем, что говорят такие вещи, которые другим кажутся забавными.
– Например?
– Если я встречаю человека, которого давно не видел, я скажу ему что-нибудь вроде: «Эй, Дэниел О’Шир, ты ли это?
Она улыбнулась.
– Ну а мы тут, на юге, говорим вещи, которые северянам-янки кажутся странными.
– В Ирландии любой американец – янки, – заметил Конор.
Оливия вскинула подбородок.
– Но я не янки. Назвать меня так – значит начать ссору.
Он ухмыльнулся.
– Я обязательно запомню. И именно так тебя назову, когда ты начнешь бросать в меня яйцами.
Они оба рассмеялись. Потом Оливия вспомнила, что произошло после того, как она швырнула в него яйцо, – и тотчас же остро ощутила его близость. В следующее мгновение Конор шагнул к ней, и она сразу поняла: он хочет поцеловать ее. Оливия сделала шаг навстречу.
– Папа! Мама! Вы где?!
Голос Миранды заставил их отскочить друг от друга. Но они не отвели взглядов. Оливия облизнула пересохшие губы и пробормотала:
– Девочки уже вернулись.
– Да, слышу, – сухо ответил Конор.
– Папа?! Мама?! Где вы?!
Ей так недоставало девочек весь день, а теперь она почувствовала досаду, потому что они помешали им. Оливия вышла из сарайчика и взглянула на дом. Бекки и Кэрри только спускались с крыльца, а Миранда уже была внизу.
– Мама, мы здесь! – закричала девочка.
Повернувшись, она помахала на прощание Орену, уже отъезжавшему от дома.
Миранда подбежала к сарайчику, и Оливия, улыбаясь, протянула к ней руки. Но девочка пробежала мимо, крикнув на бегу: «Здравствуй, мама!» Вбежав в сарай, она бросилась к Конору.
К своему изумлению, Оливия увидела, как Конор подхватил малышку на руки.
– Смотри, папа! – радостно закричала Миранда, в одной руке она держала лист бумаги, а другой обнимала Конора за шею, – Посмотри, что я нарисовала в школе. Это кенгуру. Они живут в Австралии. Мисс Шеридан так сказала.
Папа? Оливия была настолько поражена, что даже не обиделась на недостаток внимания со стороны дочери. Миранда назвала Конора папой, а он даже не удивился.
Конор внимательно посмотрел на рисунок.
– Да, так и есть, милая. Это кенгуру. Чудесный рисунок. Думаю, мы вставим его в рамку и повесим где-нибудь в доме. – Он взглянул на жену: – Ты как думаешь?
– Да, конечно, – пробормотала Оливия и, отвернувшись, смахнула слезу. Но на сей раз это были слезы радости.
Тут в дверях появилась Кэрри. Она немедленно потребовала, чтобы папа обратил на нее внимание. Показав ему набросок замка, девочка объяснила, чем она его рисовала.
Последней подошла Бекки. Она показала Конору карту Ирландии, которую нарисовала сама. Причем написала названия всех графств и крупных городов.
– Слайго, Лейтрим, Донегол, – прошептал Конор. – Да, все верно.
Оливия сквозь слезы смотрела на дочерей, жаждавших внимания Конора, и чувствовала, что у нее появляется надежда… Приблизившись к мужу, она посмотрела на рисунки девочек, потом с улыбкой сказала:
– А на кухне есть печенье.
Сестры тут же выбежали из сарая. Оливия прокричала им вслед:
– Только по две штуки каждой, а то аппетит перебьете! И уберите свои коробки для обедов!
Конор по-прежнему рассматривал рисунок Миранды. Потом взглянул на жену и с сомнением в голосе пробормотал:
– Кенгуру?..
Оливия склонилась к рисунку и с улыбкой сказала: