Она с трудом сглотнула и взглянула на него.
— Я любила тебя больше жизни.
Он осторожно поднял руку, коснулся ее лица, провел пальцами по щеке, тронул волосы на виске.
— Я никогда не хотел ранить тебя, Виола. Боже, даже если ты не веришь ничему остальному, поверь этому. Когда мы поженились, я надеялся на спокойную семейную жизнь. Потому что получил почти все, чего только можно желать. Но для тебя этого было недостаточно? Обычного довольства жизнью?
Виола отодвинулась.
— Если бы ты когда-то был влюблен, не задавал бы этого вопроса. — Потрясенная собственными словами, она всмотрелась в него. И несколько футов, разделявших их, казались милями. — Ты когда-нибудь влюблялся?
Он отвел глаза.
— Нет.
Возможно, он просто не способен любить. Виола не произнесла этого вслух, но невысказанные слова повисли в воздухе.
Она уставилась перед собой.
— Ты никогда не любил ни меня, ни кого-то из своих любовниц. И сейчас ты тоже не влюблен в меня. Поэтому приведи хотя бы один веский довод, почему я должна вернуться к тебе. Если не считать того, что я твоя жена, что у меня нет выбора, и что наше общество живет по определенным законам.
— Приведу, — кивнул Джон, снова подвигаясь ближе. — Потому что я умею смешить тебя. Потому что, когда целую, ты дрожишь от желания, и мне это нравится. И всегда нравилось.
Он обнял ее за плечи, несмотря на то что она словно окаменела под его рукой.
— Потому что, когда я касаюсь тебя, весь мир исчезает, и остаемся только мы с тобой. Потому что, даже когда мы ссоримся, какой-то частью сознания я пытаюсь придумать, как поскорее освободить тебя от одежды. Вот самый честный ответ, который я могу тебе дать.
Однако Виола отказывалась смириться.
— Можно подумать, ты никогда не испытывал чего-то подобного с теми женщинами, которых завлекал в постель.
— Это не одно и то же.
— В чем же разница?
Джон издал нечто вроде смешка.
— Потому что ни одна женщина, кроме тебя, не доводит меня до такого безумия, что я едва удерживаюсь, чтобы не биться головой о стену.
— Для меня этого недостаточно.
— Потому что ты моя жена. Я твой муж. Потому что я хочу детей. И, думаю, ты тоже их хочешь…
— Вернее, хочешь наследника.
— Нет, я не об этом. — Должно быть, он только сейчас сообразил, как невероятно это звучит, тем более что именно поэтому пытался вернуть ее. — Да, мне нужен наследник, — поправился Джон, — но я хочу детей! Разве не в этом смысл брака?
— Тем более что брак — весьма разумное решение, — сухо заметила Виола, охваченная привычной тоской.
— Для меня и большинства наших знакомых. Не все смотрят на брак так, как ты. И браки не всегда заключаются по любви. Это один из законов, которые правят нашей жизнью.
В этом он прав.
Виола перебрала в памяти те титулованные семьи, которые она знала. Энтони и Дафна были исключением, потому что большинство супружеских пар из их окружения не связывала любовь. Чаще всего подобный союз соединял влиятельные семьи. От жены требовалось родить наследника, после чего супруги шли разными дорогами и имели любовников по собственному выбору.
Она вдруг увидела свое будущее — будущее, которого надеялась избежать, выходя замуж за Джона. Будущее, в котором не было любви.
Наверное, и ей потом придется брать любовников, чтобы хоть на время забыть злосчастное одиночество, но она не могла представить, что сможет пойти на это.
— Полагаю, эти законы применимы и к нам? — спросила она. — И я тоже могу, как Пегги Дарвин, взять себе любовника, если захочу?
— Ни за что! — с неожиданной силой выпалил Джон, сжимая ее руки.
— А тебе, значит, можно? Сколько у тебя перебывало любовниц? Вряд ли это можно назвать справедливым!
— Жаль, но ничего не попишешь. И никакой справедливости. Сын должен быть от меня, и только от меня. Это тоже один из законов.
— Но что будет потом, когда ты получишь наследника? Пойдешь своим путем, а я пойду своим? И по-прежнему будешь заводить, одну любовницу за другой, как и раньше? Единственная разница будет заключаться в том, что и мне позволят сделать то же самое. Значит, таков твой план? И если я вернусь к тебе, мы с тобой будем жить, как жили эти восемь с половиной лет?
— Надеюсь, что нет.
— Но что может быть с нами без любви?
— По моему разумению, это зависит от тебя. Ты снова собираешься изгнать меня из постели? Предупреждаю, если так произойдет, я снова заведу любовницу, только и всего.
— Как удобно сваливать на меня всю ответственность за судьбу нашего брака!
— Но так оно и есть.
Виола бы рассмеялась, но только во всей ситуации не было ничего забавного.
— А если я окажусь верной женой, будешь ли ты так же мне верен?
На его лицо легла тень недовольства.
— Ни один мужчина не ответит на такой вопрос.
— Нет? Почему же?
— Если скажу «да», ты мне не поверишь. Если скажу «нет», значит, лишусь всякого шанса снова затащить тебя в постель. Если скажу, что не знаю, ты осудишь меня за то, что я не дал определенного ответа. Что бы я ни сказал, все будет неправильно, и я проиграю.
— Это не игра! И дело не в выигрыше или проигрыше! Я хочу… — Виола осеклась и поправилась: — Нет, я заслуживаю честного ответа! Если я вернусь и стану верной женой, которая даст тебе детей, будешь ли ты таким же верным мужем?
— Не знаю.
Виола, не веря собственным ушам, покачала головой:
— Не знаешь?! Что это за ответ?
— Честный! Я говорил тебе, подобные вопросы заводят мужчину в тупик! Что бы я ни ответил, ты будешь недовольна! Сделаю ли я все, чтобы быть верным мужем? Да. Удастся ли это мне? И снова это зависит от тебя. Сможешь ли ты быть мне хорошей женой, любящей, доброй спутницей? Могу я надеяться, что ты не разразишься слезами и не захлопнешь передо мной дверь спальни? Могу я надеяться на то, что ты не превратишься в Снежную королеву, если что-то будет не по тебе?
Каждый его укол попадал в цель. Виола прикусила губу. Почему он так говорит? Ведь она не сделала ничего дурного.
— Ты жесток.
— Ты хотела правды.
— Ради всего святого! — Теперь уже рассерженная по-настоящему, она вскочила на ноги. — По-твоему, я безрассудна и слишком многого хочу? Но разве женщина слишком многого требует, желая, чтобы муж был ей верен?
Джон тоже встал.
— Но и мужчина вправе ожидать, что жена заслужит его верность!
Виола не успела ответить: за дверью послышался плач. Они дружно обернулись на шум. Дверь открылась, и в комнату вошла Бэкхем с плачущим Николасом на руках. Няня выглядела расстроенной.