— Нашел!
По-прежнему крепко держа Николаса, он присел, заглянул за диван и вытащил бурого игрушечного мишку.
— Полагаю, это и есть мистер Поппин?
Николас с восторженным воплем схватил мишку и, благодарно вздохнув, обнял Джона.
Сердце Виолы привычно сжалось. Она поспешно отвернулась, потому что глазам было больно смотреть на эту парочку, и подумала о том, что он хотел от нее и чего не был готов дать в ответ.
Часто моргая, она смотрела на книги, разбросанные по письменному столу. Ребенок — это недостижимая мечта. Мечта, которая давно развеялась.
— Ну и ну! Просто поразительно, — заметил Джон за ее спиной.
Она старательно сложила книги, а потом заставил себя обернуться.
— Что тут поразительного?
— Что по крайней мере один член семейства Треморов перешел на мою сторону.
Виола оцепенела.
— Не возлагай на это слишком большие надежды, — посоветовала она, сжав кулаки. — Николас любит всех, а особенно тех, кто берет его на руки.
— Может, это и так, но я особенный. Я спас мистера Поплина. — Он чмокнул малыша в макушку. — Твоя тетка не любит меня, Никки, но я знаю, что тебя она послушает. Замолви за меня словечко, хорошо? Вот и молодец.
Виола сделала знак мисс Бэкхем взять ребенка. Няня подошла к Джону. Тот в нерешительности заколебался.
— Его нужно уложить, Хэммонд, — сказала Виола. — Уже поздно.
— Конечно-конечно.
Джон отдал ребенка няне, которая немедленно унесла его в детскую. Николас либо слишком устал, либо был слишком счастлив получить мистера Поплина, чтобы возражать против расставания с дядей. Ни одного всхлипа не донеслось в гостиную из коридора.
Молчание было неловким и оглушительным.
Джон шагнул к жене.
— Виола…
— Уже очень поздно.
Она отступила.
— Вовсе не поздно.
Он сделал очередной шаг навстречу к ней. По какой-то глупой причине Виола не сбежала. Джон остановился перед ней, его ресницы, густые и темные, слегка опустились. Он взял в руку ее косу, поднес кгубам, поцеловал и глубоко вдохнул запах.
— Фиалки.
Виолу начало трясти, как в ознобе. Она завела руки назад и вцепилась в край стола, вспоминая несбыточные романтические мечты юности и твердя себе, что они уже давно мертвы.
Джон откинул косу ей за спину, а потом провел пальцами по ее скулам, аркам бровей, вискам и сжал щеки.
Поласкав подушечкой большого пальца родинку у края ее губ, он опустил руку.
— Я пришел сюда с определенной целью, — напомнил Джон и только тогда взглянул Виоле в глаза. — Я пришел поцеловаться и помириться.
— Насчет поцелуев ничего не было сказано.
— Я опять тебя провел.
Он приподнял ее подбородок и накрыл губы Виолы своими губами.
Поцелуй Джона был таким же пьянящим, как в музее, таким же, как всегда… он помогал ей забыть обо всем на свете. Руки Джона скользнули от ее плеч к бедрам, губы безмолвно побуждали Виолу приоткрыть рот.
Ее ладонь робко коснулась небритой, шершавой щеки. Губы раскрылись. Его волосы на ощупь были как влажный тяжелый шелк, когда она обхватила его затылок и отдалась поцелую. Их языки сплелись, а пальцы Джона сжались на бедрах Виолы, держа ее в сладостном плену.
Поцелуй обжигал, щетина безжалостно царапала кожу… Виола вспомнила, как, просыпаясь по утрам, она с наслаждением отдавалась его ласкам на большой кровати красного дерева в спальне Хэммонд-Парка…
И вот теперь ее тело наполнилось хмельным возбуждением, рождая желание прижаться к Джону еще теснее.
Он тихо застонал, прервал поцелуй, подался в сторону. Взмахом руки он смел со стола все, что на нем лежало. Книги с грохотом свалились на пол. Джон сжал талию Виолы, усадил на стол и, резким рывком распустив бант на поясе халата, развел его края. Пальцы коснулись ее груди, теперь прикрытой только муслином ночной сорочки, погладили соски. В Виоле поднялось наслаждение. Наслаждение давно забытое, заставившее ее ахнуть и вздрогнуть от возбуждения. Она запустила пальцы в волосы Джона и притянула его голову к груди.
Как давно она не трепетала под его ласками, как давно не испытывала безумного эротического возбуждения!
Она словно издалека слышала тихие стоны, вырывавшиеся из ее горла. Звуки отчаянной потребности и безумного желания.
Она прошептала его имя.
Джон выпрямился и стал одной рукой расстегивать перламутровые пуговки сорочки, одновременно приподнимая свободной рукой подол.
— Боже, — выдохнул он, — как же мне этого недоставало!
Недоставало чего? Женских ласк?
Эти вопросы теснились в голове, а вместе с ними возник и холод реальности, обдавший Виолу словно ледяной водой. Господи Боже, что она делает?! Но тут его рука скользнула между ее бедер. Виола задохнулась от испуга и поспешно свела ноги. Нужно остановить это безумие, прежде чем оно зайдет слишком далеко.
— Нет, Джон, — пробормотала она, сжав его запястье. — Нет.
Он замер, все еще сжимая ее бедро.
Их тяжелое дыхание смешалось.
— Виола! — пробормотал он.
Она оттолкнула его руку.
— Отпусти меня!
Джон поколебался, и эта нерешительность побудила ее к действию.
— Отпусти, отпусти, отпусти!!!
Охваченная паникой и отчаянием, она ударила его в плечо, вывернулась, спрыгнула со стола, запуталась в полах халата и чудом не упала.
— Я сошла с ума, — пробормотала она, покачивая головой. — Неужели мне так хочется в очередной раз пострадать?
— Виола…
Звук его голоса остановил ее. Она повернулась и поплотнее запахнула халат.
— Поверить не могу, как легко и как часто я делаю глупости из-за тебя!
Она прижала пальцы ко лбу, не понимая, что случилось с ее мозгами.
Джон смотрел на нее, все еще тяжело дыша, не веря происходящему. Немного опомнившись, он шагнул к Виоле. Потянулся, чтобы обнять, однако Виола увернулась и отошла.
— Я даже винить тебя не могу, и это хуже всего. Не то, что ты лгал мне на этот раз… Ты признал, что никогда меня не любил. Ты даже не обещал быть мне верным. И все же через полчаса я была готова отдаться тебе. Где, черт возьми, был мой разум? Мое самоуважение?
— Самоуважение? — Он растер ладонями лицо, судорожно глотая воздух. — Господи, женщина, при чем тут разум или самоуважение?
— Восемь лет без тебя я строила жизнь заново, — продолжала она, игнорируя его, — и после нескольких прогулок и пары краденых поцелуев я веду себя так же, как одна из твоих шлюх.