— Ребенок — это навсегда, а мужчины… одного можно заменить другим.
Собственно, Анжела и сама не хотела избавляться от божьего дара, ведь потом его может не быть, но ее волновала практическая сторона: обманывать шефа подло, а сказать правду — прощай работа, беременная она никому не нужна. Что в такой ситуации делать? По большому счету выбора не имелось, живот скоро не скроешь, Анжела решилась на встречу с директором после эфира. Ждать в приемной не пришлось, референт впустил ее в кабинет, шеф находился один, к счастью, а то ведь не всегда так бывает. Не присев, чтобы времени не было на раздумья вместе с сомнениями, Анжела с трудом выдавила:
— Я жду ребенка. Недавно узнала… Извините…
Ну, вот и все. Сразу как-то легче стало. Только посмотреть в глаза шефу не было ни сил, ни желания, потому в ожидании приговора она крутила кольцо на пальце, рассматривая его со всех сторон. Красивое колечко — папа с мамой подарили на день рождения и сережки есть… А шеф сопел. «Злится, наверное», — подумала Анжела, жалея бедного шефа, на плечах которого эта громадина — федеральное телевидение, а тут еще она с проблемой: то умираю — хочу быть телеведущей, то извините — я беременная.
— Сколько месяцев? — осведомился он.
— Два с половиной… Я не буду избавляться… извините.
Чуть не добавила: мама с папой не разрешают — вот было бы смеху! И вдруг шеф огорошил:
— Продумай одежду свободного кроя, чтобы красиво, элегантно, стильно смотрелась. Мои телебабули не должны догадаться до поры до времени, ты поняла? Твой стиль сейчас — свобода. Когда совсем растолстеешь, ребята будут брать твой крупный план до самых родов. А после родов отдохнешь пару неделек и с малышом, милости просим, на эфир. Кого ждешь?
— Мне бы хотелось девочку.
— Будет тебе девочка, раз хочешь.
— Спасибо, — растрогалась до слез Анжела. — Я, правда… все-все сделаю… Спасибо.
— За что? — почему-то надулся он. — У нас появилась ведущая-украшение, к тому же не кривляка и не дура. Твои передачи стали рейтинговыми за какой-то месяц, у нас пока ни один проект не может похвастать и половинным успехом. А рейтинг что? Реклама, милая моя! Которая оценивается в рейтинговых передачах дороже, значит, это денежки. С ребенком ты не уедешь за лучшей долей в столицу, следовательно, несколько лет я могу спать спокойно.
На губах Анжелы появилась улыбка, в глазах — сияние, легко быть счастливой. Она еще раз поблагодарила шефа, уже у выхода, взявшись за дверную ручку, обернулась и с детским простодушием призналась:
— Знаете, я еще никогда не была так нужна никому.
— И родителям?
— Родители не в счет.
— А отец ребенка?
— Бросил, — на улыбке сказала она, виновато пожав плечами.
— Ну и дурак, — буркнул шеф, после махнул рукой, мол, ступай, у меня без тебя забот полно.
Совсем с другим чувством Анжела бежала по тем же коридорам, по которым десять минут назад шла как Мария Антуанетта на казнь, заведомо расставаясь с полюбившейся работой. Ее догнала координатор, приземистая, напоминающая пенек женщина:
— Анжелика, в рекламе снимешься? Срочно надо.
— Снимусь. А что за реклама?
— Обуви! Ты же у нас красотка, тебе сам бог велел торговать личиком и ножками. Оплата хорошая.
Она снялась бы и без оплаты. Анжела сейчас готова всем-всем идти навстречу, выполнять просьбы, не считаясь ни с чем, помогать даже телебабулям, которые так бы и съели ее сырой.
* * *
Кто не терял свой дом, тот не поймет его значение. Это не просто крыша и четыре стены, не адрес на улице. Дом — понятие широкое, вмещающее людей, живущих в нем, их отношения, вещи, доставшиеся по наследству и ставшие реликвиями, много-много всяческих мелочей, вплоть до дурацких ссор, а затем логичных примирений. У Эвы не было дома. Нет, место, где можно переночевать, имелось, но чужое, потому неласковое, холодное. Туда не стремилась Эва, а бродила по городу до вечера, пока не встретила Гришу, бывшего одноклассника. Он поступил в лицей, станет великим математиком или кем-то круче, а ей предстоит год доучиться в школе. Этот год нужно как-то пережить, что в нынешних условиях практически невозможно.
— Гришка… — вытаращилась Эва. — Ты стал еще длиннее.
— Выше, — поправил он, подстроился под ее шаг и пошел рядом. — Почему ты одна? Темно, страшно.
Честный ответ таков: потому что не хочется идти домой, но Эва этого никогда не скажет ему, старому другу — стыдно. Стыдно, когда тебя держат за приблудившуюся собаку-дворняжку, раздражающую самим наличием в доме, ежедневным мельканием и даже тем, что приблуда ест, спит, дышит, моется в ванной. Отчим занят работой, устает, чтобы замечать такую мелочь — состояние Эвы. Да и вспоминает о ней, лишь когда видит ее, ограничивается дежурными вопросами: как ты? мама звонила? как она? Ответы не слушает, иначе уловил бы в интонациях, как тяжко Эве в его большом доме. Но он хотя бы дружелюбен.
— Почему не звонила? — задал следующий вопрос Гриша, не дождавшись ответа от задумчивой подруги на предыдущий.
Почему, почему! Неловко признаться, что деньги, оставленные матерью, Эва строго экономит, требует в магазине сдачу даже десять копеек, вызывая презрительную гримасу у продавцов.
— Не хочешь со мной разговаривать? — высказал он догадку обиженным тоном.
— Что ты! — с жаром возразила Эва. — Просто мне грустно… сегодня. Были съемки у Ники и… одна девушка… она… она…
Эва сглотнула тяжелый комок, явственно увидев Юлю, летящую с верхней площадки вниз. Летит, летит… Ветер треплет волосы, юбка обвивает ноги, кажется, Юля ничего не весит. В воображении Эвы она летит медленно, словно перышко, подхваченное неугомонным ветром, и никогда не встретится с землей. Картинка с лежащей на асфальте Юлей во дворе огромной высотки возникает отдельно. И кровь вокруг ее головы, в которой слегка утонули ладони и кончики волос, вовсе не ассоциируется со смертью, кровь тоже сама по себе в этой композиции, кровь невесть откуда взялась. Скорей всего, в представлении Эвы кровь — мистический атрибут таинства перехода в иное состояние, но оно не есть смерть, а нечто другое…
— Что — она? — спросил Гриша, тронув спутницу за руку. — Девушка на съемках?
— Упала с высотки в Васильевском переулке, — задумчиво произнесла Эва.
— Фью!.. Разбилась?
— Конечно.
— То есть свела счеты с жизнью?
Эва посмотрела на парня снизу вверх особым взглядом — как издалека смотрят на неясный предмет, а через паузу отвела глаза и пожала плечами. Вопрос застал ее врасплох, она только сейчас подумала, что Юля действительно рассталась с жизнью. Добровольно. Но почему? Эва мало ее знала, всего лишь день…
— Рассталась? — произнесла она с сомнением. — Странно. Расстаются с жизнью глубоко несчастные люди, а Юля не производила впечатления несчастной. Наоборот. Знаешь, Гришка, нас всех допрашивали следователи, выясняли алиби…