— Сиди, сам открою.
С отцом девушки он знаком, случалось, выдавал этому манипулятору несколько бумажек, однако не баловал. Федосов бизнесмен и ошибочно думал: дам один раз бабок, и попрошайка отвянет, ведь закон «купил-продал» правит миром. Евгений Ильич оказался свободен от всех законов и, можно сказать, продавал дочь раз в квартал (рад был бы делать это раз в неделю, да не получалось), впрочем, эта семья все равно стабильно доила его.
— Что? — коротко спросил Павел.
— Хороший халатик.
Евгений Ильич дотронулся до воротника темно-зеленого бархатного халата, Павел резко сбросил его руку и не пригласил на утренний чай-кофе. Незваный гость прекрасно осведомлен о жлобских манерах зятя, посему не смутился, а решительно потеснил его, заинтриговав загадочной интонацией:
— Пошли что-то покажу. Идем, идем…
Когда они вошли в кухню, Лена, увидев родного папу, подскочила:
— Ты?!
Папа повелительно махнул рукой, дескать, не мешай, быстро подошел к окну и, придерживая занавеску, подозвал Павла:
— Иди-ка, посмотри. (Тот, разумеется, подошел.) Не узнаешь машинку? Чуть левее… между джипом и «Ладой»… Взгляни на номера. Узнаешь?
— Что за номера, чьи? — протиснулась между ними Лена.
— Его жена сидит в машине и смотрит на эти окна, — отчего-то весело доложил папа. — Я прошел мимо, поздоровался, но она не увидела меня. Все ее внимание сосредоточено на этих окнах.
Федосов стал похож на быка, которому только что вставили кольцо в нос без анестезии, при этом прибили к земле копыта, чтоб не убежал. Отреагировала бурно Лена, а не Паша, Лена, которую мало кто видел разбушевавшейся, включая родного отца:
— Ты зачем пришел? Заложить его жену? Ради нескольких сотен, на которые купишь пару бутылок? Так дешево? Ты очень плохой человек, сожалею, что у меня такой отец. А когда-то я знала тебя другим — талантливым, добрым и сильным, с которым ничего не боялась. И никого. Сейчас вижу жалкое ничтожество, и мне страшно. Ты не мой отец, моего подменили инопланетяне.
В запале Лена ушла в комнату, не прошло и минуты — вернулась, успев переодеться, и ультимативным тоном сказала Павлу:
— Если дашь ему денег… — На секунду задумалась, чем бы пригрозить, сообразила так же быстро, как и переоделась: — Я уйду.
— Куда? — промямлил Павел, глядя вниз, на высунутый из-за джипа нос знакомого авто. Зависшая пауза заставила его перевести глаза на отца Лены — не к нему же в бывшую мастерскую, где нет даже канализации, уйдет она.
— На улицу, — бросила Лена. — Буду спать на скамейке. В парке.
С нее станется. Лена ушла, хлопнув дверью, а Павел, придерживая занавеску, выглянул на улицу, полагая, что девушка побежит к Ольге. Надо что-то предпринять, а что? Честно говоря, Паша — смелый мэн с приставкой супер, потому что залепить кулаком в лоб для него не проблема, но сейчас он растерялся.
— Не подойдет к твоей, — заверил Евгений Ильич, раскусив незаконного зятя. — Не бойся.
— Какой смысл бояться теперь? — произнес Павел, все еще глядя через окно вниз. Нет, Лена ушла в другую сторону. Ольга не поехала за ней, он успокоился и сел на место. — Пить, блин, будешь? Коньяк, блин?
— Можно, — согласился Евгений Ильич, плюхнувшись на стул дочери и потирая руки. — Хотя обычно я по вечерам принимаю, чтоб уснуть. Слышь, если жена следит за пассией мужа, она что-то дурное затевает? Я ж предупредить! Но Ленка взбесилась… Не так все вышло.
— Ну да. Ну да.
Павел разлил по рюмкам коньяк, выпили, как пьют, когда на душе паршиво, мрачно, в этом случае спиртное не помогает, а лишь усугубляет депрессию. Если честно, оба одинаковы, один не лучше другого. Федосов вдруг осознал это, хотя аналитическим умом никогда не блистал, но и подобных людей изредка все же посещает прозрение, просвещая их. Под воздействием прозрения он и сказал с особой горечью, свойственной людям разочаровавшимся:
— Не любит она нас.
— Так вроде не за что, — не утешил папа Лены.
Все человеческое не чуждо людям Пашиного склада, только ненадолго: как накрыло, так и схлынет. Внезапно он разозлился, резко придвинул бутылку к Евгению Ильичу, зло рявкнув:
— Забирай и проваливай.
И кто же откажется от халявы по высоким ценам? Не Евгений Ильич, нет. Предвидя славный денек, когда отпустит безнадега и в голове закишат творческие идеи, поддерживаемые верной подругой — женой, он спускался по лестнице, насвистывая. Как ни стремилась душа расслабиться в домашней обстановке, а Евгений Ильич не отказал себе в удовольствии подсмотреть из-за угла — состоится встреча с женой или Паша струсит спуститься? Ждал долго, да не суждено было посмотреть «концерт».
* * *
Работать некогда, это просто катастрофа. В студию притащился тот самый следователь — ацтек, индеец без перьев на голове и без томагавка в руке. У Ники, разумеется, испортилось настроение, интуитивно она угадала: ацтек приехал и без трубки мира, короче, не с добром. Собственно, настроение после вчерашнего полета ненормальной без парашюта и так ни к черту. Ну почему, почему она выбрала день и время после съемок? Неужели обиделась до смерти, что Ника не снимала ее? Снимать было нечего! Одна глупость на кукольной рожице, интеллект на уровне мармазетки, манеры вульгарной подстилки с трассы, абсолютное неумение позировать и завидная уверенность в собственной исключительности. Затем примчался ее богатый папа, тряс кулаками и что-то там грозился, брызжа слюной, как будто все кругом, кроме него, виноваты, что прибабахнутая дочь плохо воспитана. В довершение неприятность: Нику разыскал парень из парка по имени Глеб. А раз разыскал, значит, не оставил мысли о мести. Кстати, кстати! Ведь его подружку убили зверским образом, неужели он?.. Нет, так не бывает: страстно любить, а потом убить…
— А вы где были? — спросил Гранин тоном, будто ему не нравились ни фото, ни девушки, ни хозяйка салона, ни то, чем он здесь занимался на протяжении двух часов. Потрясный зануда.
Ника подняла глаза, он стоял перед ней: руки в карманах, ноги на ширине плеч и чуточку пружинят (видимо, нетерпение проявляет таким образом или раздражение скрывает), голова посажена на шею, словно на кол… ей-богу, вождь ацтеков перед жертвоприношением. А глаза Гранина изучали фотоработы над головой Ники.
— Послушайте, к чему этот допрос? — на спокойной ноте спросила она. Спокойствие не позволяет переступить грань противной стороне, даже если эта сторона при исполнении, но чего стоит спокойствие! — Вчера ваши коллеги мучили нас этим вашим алиби, вызывая поодиночке, сегодня вы мучаете нас уже всех разом. Почему, в чем причина — можете объяснить?
Действительно, что за игры? Ведь показания даются наедине, чтобы другие свидетели не сориентировались и не подправили свои свидетельства — это известно каждому из кино и книг, если этот каждый читать умеет. Между тем Гранин неторопливо переместил скучающий взгляд сверху вниз и буквально просверлил Нику. У него колючие, безучастные глаза! И добрейшая полуулыбка — сочетание убойное, словно Ника повстречалась с подпольным садистом, как назло, облеченным властью.