– Это не соблазнение. Это уже изнасилование.
Народные дружинники замерли в дверях и только вытягивали шеи, чтобы лучше все рассмотреть.
– Вы думаете, он всегда был таким – худым, крашеным, жалким?.. – спросила Ираида Ефимовна и вытерла слезы. – В сорок лет он был похож на Бельмондо.
– Бель… кто? – переспросила Дайнека.
– Жан-Поль Бельмондо – французский артист.
– Вы любили его?
– Мне было семнадцать.
– Ну и что?
– Это сейчас «ну и что». В то время все было иначе.
– Чем закончилась ваша история?
– Нам дали одеться и повели в опорный пункт. Хорошо помню, я ловила на себе взгляды дружинников, и они смотрели на меня словно на мясо. Допрашивали нас с Геннадием Петровичем в разных комнатах. Я умоляла не сообщать в школу, а им требовались подробности. Когда мы вышли из опорного пункта, Гена сказал: «Теперь меня точно посадят». А я ему свое: «Меня убьет мать». – Ираида Ефимовна тяжко вздохнула. – Не убила.
– Но ведь и Сопелкина не посадили в тюрьму?
– Нет.
– Хочу спросить про мужчину в окне гостиницы. Кто он?
– Не знаю. – Гурина пожала плечами. – Когда шли репетиции, он всегда смотрел в наше окно.
– Может быть, его знала Свиридова?
– Она никогда не говорила об этом.
Дайнека активизировалась, эта тема интересовала ее больше всего.
– Вы были подругами?
– Тогда мне казалось, что да.
– А теперь?
– Алена была скрытной, особенно в последнее время.
– Вы говорили, что она рисовала мужской профиль и букву «О».
– Было такое. – Ираида Ефимовна улыбнулась, но тут же спросила: – Откуда вы знаете?
– Следователь сказал.
– Тот, что вел дело? – Она кивнула. – Помню его. Старательный.
– Старательный? К чему это вы?
– Мне казалось, он очень хотел найти Алену. Жаль, что не вышло.
– А с вами что было дальше?
– Ничего.
– Все успокоилось?
– Геннадию Петровичу пришлось заплатить высокую цену.
Дайнека задумалась, потом быстро спросила:
– Во сколько вас повели к участковому?
– В начале двенадцатого.
– Значит, в одиннадцать Сопелкин был у себя в кабинете…
– Со мной, – дополнила Гурина.
– … и он не мог видеть, как уезжала Свиридова.
– Не мог. – Ираида Ефимовна быстро перекрестилась. – Прости меня, Гена.
– Кто заставил его соврать? – спросила Дайнека.
Гурина грустно склонила голову.
– Он никогда не говорил мне об этом. Просто велел держать язык за зубами.
Дайнека вышла из дома Гуриной и села в машину. Вячеслав осторожно спросил:
– Ничего не случилось?
– Все очень хорошо, – ответила Дайнека.
В понедельник утром в фойе Дома культуры уже висел портрет завхоза Сопелкина. У портрета стояла ваза с цветами – кто-то из гардеробщиц принес сирень из своего сада.
Дайнека задержалась возле портрета, на котором Геннадию Петровичу было не более сорока. Когда-то он действительно был очень хорош собой.
Мария Егоровна тоже подошла и сердобольно заохала. Потом они вместе проследовали в костюмерную. Дайнека забрала свою сумку, которую оставила там в ночь убийства, а Мария Егоровна приступила к работе.
– Надолго тебе запомнится отчетный концерт, – заметила Валентина Михайловна. – Спасибо, что помогла. Без тебя я бы не справилась. Что теперь? Уезжаешь?
– Нет, что вы, – сказала Дайнека. – Еще побуду, еще отдохну.
– Ну, побудь, ну, отдохни… – закивала начальница.
Из костюмерной Дайнека пошла к выходу и, оказавшись за сценой возле запасника, поняла, что надо было выбрать другую дорогу. Покосившись на Аполлона, который все так же стоял у золоченого кресла, подумала, что он уже сыграл главную роль в трагедии, которая не снилась железноборским подмосткам.
Собираясь уйти, она вдруг почувствовала, что за ее спиной кто-то стоит, и даже услышала дыхание этого человека. Дайнеку крепко схватили за плечи. Открыв рот, она не смогла даже пискнуть. В ногах возникла странная слабина, и они подкосились.
Те же руки, что держали за плечи, подхватили ее, развернули, и она увидела испуганное лицо Вячеслава.
– Ты что, в самом деле? Я хотел пошутить!
– И у тебя это хорошо получилось, – пролепетала Дайнека.
Когда через несколько минут они вышли на свет в кулуар, Вячеслав усадил ее в кресло и, склонившись, озабоченно заглянул в лицо.
– Может, воды принести?
– Нет, не надо. Ты схватил меня там, где лежал мертвый Сопелкин. – Она попыталась растянуть губы в улыбке. – Я так испугалась, чуть Богу душу не отдала…
– Прости меня, пожалуйста! – горячо заговорил Вячеслав. – Я – полный дурак!
– Ничего. Теперь все в порядке. – Она поднялась с кресла и огляделась. – Мебель не унесли, как же вы будете делать ремонт?
– Сами вынесем. В других кулуарах уже пусто. – Он улыбнулся. – Если хочешь, пройдемся по Дому культуры. Я покажу тебе такие места, которых ты больше никогда не увидишь.
Дайнека подняла на Вячеслава глаза, в которых светилось детское любопытство.
– Сейчас?
– Когда же еще? – Он взял ее за руку. – Идем!
Они поднялись по лестнице на четвертый этаж. Эта лестница была значительно уже других.
– Почему? – спросила Дайнека.
– Потому что здесь ходит очень мало людей, – он толкнул рукой дверь, и они попали в огромное помещение с тремя высокими арочными дверьми, ведущими на балкон.
– Что это? – распахнув руки, она выбежала в центр зала и закружилась.
– А здесь еще и балкон! – Вячеслав открыл балконную дверь. В залитый солнечным светом зал ворвался городской шум и запахи летнего дня.
Они вышли на длинный балкон, и Дайнека увидела над крышами домов вершины лесистых сопок.
– Это тайга? – Она показала рукой в сторону сопок.
– Тайга, – кивнул Вячеслав. – Она здесь повсюду.
– Для чего это помещение? – Дайнека вернулась в зал и снова стала кружиться. – Здесь танцуют?
– Здесь рисуют декорации, – Вячеслав прикрыл балконную дверь и обернулся. – Раскладывают на полу большие полотна и расписывают их красками. А потом художник залезает во-о-о-он туда. – Он показал на маленький выступ под потолком. – И смотрит, все ли в порядке.