– Откуда мне знать!
– Хочешь сказать, что случайно купил билет на один рейс со Свиридовой?
– Да пошел ты… – Олег Михненков поднял с пола свою сумку. – Мне на посадку.
Глядя ему в спину, Труфанов испытал опустошающее чувство бессилия. В Железноборск он вернулся на рейсовом автобусе, который прибыл на городской автовокзал. Авиакасса была открыта, но там работала другая кассирша. Чтобы попасть внутрь, ему снова пришлось все объяснять. В журнале регистрации билетов Труфанов отыскал двоих мужчин с именами на букву «О». Один из них Михненков, и он уже улетел в Сочи. Второй – некто О. С. Роев, который должен был улететь в Сочи на день позже.
Василий переписал данные и отправился в паспортный стол. Женщина-майор, начальник паспортного стола, сама прошлась по всей картотеке, но ни одного Роева О.С. не нашла.
– Послушайте, – наконец сказала она. – Паспортов такой серии у нас в городе нет. Скорей всего, ваш Роев приезжий.
Выходя на улицу, Труфанов не представлял, что делать дальше, пока в голову не пришла мысль проверить в гостинице. Конечно, Роев мог приехать к кому-нибудь в гости и жить-поживать в чьей-то квартире. Но с такой же долей вероятности он мог оказаться обычным командированным и поселиться в гостинице.
Догадка получила полное подтверждение. Едва услышав фамилию Роев, администратор тут же спросила:
– Олег Семеныч? Конечно, знаю – наш постоялец. Номер люкс на третьем этаже.
– Люкс? – насторожился Труфанов. – Большой чин?
– Обычный представитель из главка. Он уже полгода у нас проживает. Ну, не в шестиместный же его поселять.
– Он у себя?
– В настоящий момент его нет.
– Год рождения не подскажете?
– Мой? – Администраторша слегка растерялась.
– Роева.
Она порылась в каких-то квитанциях.
– Тысяча девятьсот пятидесятый.
Сделав запись в блокнот, следователь уточнил:
– Полгода, говорите, живет?
Администраторша снова посмотрела в квитанцию:
– Семь месяцев и… – подняла она глаза, подсчитывая, – двадцать четыре дня.
– О-о-о… – протянул Труфанов. – И платит же кто-то за него такие деньжищи!
– Я вам говорю, он представитель главка. Что тут неясного?
– Больно молод… Тридцать четыре года – и уже представляет…
– Не нам с вами об этом судить, – аккуратно заметила администраторша и подняла глаза к потолку. – Им там виднее.
Василий вдруг вспомнил, о чем не спросил:
– Какой у него номер?
– Тридцать восьмой, третий этаж, правое крыло.
– Спасибо.
Труфанов вышел на улицу, в двадцати метрах от него оказался служебный подъезд Дома культуры. Он пересек дорогу и скрылся за дверью.
– Девушку не нашли? – спросил у него вахтер.
– Ищем, – показал пальцем следователь наверх. – Я в сорок четвертый.
– Там сегодня драмтеатр занимается.
– Это хорошо, мне как раз нужно поговорить с Романцевым. – Труфанов посмотрел на часы, было почти девять.
Он поднялся на третий этаж. Тихонько открыв дверь, вошел в класс. Посреди комнаты стояла Ирина Маркелова, к ней ковыляла старуха.
– Дешевы слезы-то у вас, – прошамкала она деланым голосом.
– Уж очень тяжело это слово-то «прощай», – сказала Маркелова. – А каково сказать «прощай навек» живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить…
– Вам кого? – спросил Труфанова режиссер и тут же объявил: – Перерыв!
– Вы Романцев?
– Альберт Иванович, к вашим услугам. Вы насчет Лены Свиридовой? В воскресенье она выездной спектакль пропустила. Это на нее не похоже.
– Вот, разбираемся, куда она делась. Мать заявление написала.
– Так серьезно? – обеспокоился режиссер.
– Сейчас ничего нельзя сказать точно. Можно вас на минутку? – Василий указал на окно, и они отошли туда.
– У меня к вам только один вопрос: между Михненковым и Свиридовой что-нибудь было?
– Вы имеете в виду любовное увлечение? – уточнил Альберт Иванович и неопределенно покрутил головой. – Если и было, то они это тщательно скрывали. Вообще-то Михненков у нас человек случайный.
– Что значит случайный? – спросил Труфанов.
– Он культуру курирует по линии комсомола. Таких здесь полно: кто-то от горкома партии, кто-то из комитета госбезопасности…
– И что, все занимаются в драмтеатре?
– Упаси и помилуй! – воскликнул Альберт Иванович. – Есть такие, что и в хоре поют. – Он снизил голос: – Те, что из кагэбэ, они все больше присутствуют и, что характерно, все время меняются. По-видимому, это их обычная шпионская практика.
– Значит, ничего определенного мне не скажете, – подытожил следователь. – Ну, что ж, не буду задерживать. – Попрощавшись, он повернулся к подоконнику, чтобы положить свой блокнот в папку. В окне напротив стоял мужчина и в упор на него смотрел. Труфанов замер и тоже постоял, глядя на незнакомца, а потом быстро вышел из комнаты. Весь путь до служебного входа его не оставляло ощущение, что кто-то глядит в спину. Когда он вышел на улицу и поднял глаза на фасад гостиницы, мужчины в окне уже не было. Труфанов посчитал окна. Получилось третье справа.
Он завернул в гостиницу и отправился к стойке администратора. Та, завидев его, немедленно сообщила:
– Роев у себя.
– Где его окна?
– Третий этаж, справа крайние, три.
– Третье справа – это его?
– Я же сказала – три.
– Значит, его, – заключил Труфанов, и у него впервые за весь день возникло ощущение какой-то определенности.
– Как только я увидел в окне Роева, мне показалось, будто он хочет что-то сказать. – Труфанов взял с лавки фуражку, покрутил в руках и вернул на место.
– Вы были в форме? – спросила Дайнека. – Когда стояли у окна в сорок четвертом.
– Да, в своей милицейской форме.
– Думаете, он это заметил?
– Без сомнения. Расстояние между нами было метров пятнадцать.
– Послушайте… – Дайнека вдруг замерла, – а что если тем вечером Свиридова вышла из Дома культуры, не надевая пальто, зашла в гостиницу и поднялась к нему в номер?
Труфанов усмехнулся.
– В те времена порядки были такие: всех, кто заходил в гостиницу, записывали по паспорту в особый журнал. До одиннадцати часов вечера все гости должны были покинуть здание. При малейшем подозрении в нарушении этого правила коридорные врывались в номер и все там проверяли. Если помнишь, Свиридова ушла с репетиции ровно в одиннадцать. В это время она точно не смогла бы попасть в гостиницу.