Ларри перевел дух.
— Честно сказать, кафе при «Короне и Розе» — мое любимое в городке, как правило, именно там я завтракаю. Вчера по дороге в кафе я случайно наткнулся на Перкинса. Он сказал мне, что у него, судя по всему, упало давление — он чувствовал слабость. Я пригласил его выпить в моей компании кофе. При этом я пошутил — сказал нечто в том роде, что, кроме крепкого кофе, наш традиционный спор про Шекспира непременно доведет его давление до нормы. Он хохотнул и согласился.
Парень нервно усмехнулся, пожав плечами.
— Все было как обычно: я декламировал сонеты Гревилла — в них тот же дух, что и в знаменитых сонетах Шекспира. Перкинс только фыркал, а допив свой кофе, который я ему оплатил, попросту поднялся и направился домой. Я дошел с ним до перекрестка на Плим-роуд, а оттуда направился к себе. Хочу отметить, что Перкинс даже не услышал, как я с ним попрощался, — он только зевал и бросал взгляд на свои часы. Ну, а мне тоже нужно было успеть приготовиться — мое шоу должно было начаться сразу после турнира. Вот и все.
В комнате повисла пауза. Все было достаточно ясно и просто — парень конкретно и четко ответил на вопрос инспектора, ни в чем не войдя в противоречие ни с какими из предыдущих показаний.
— Что ж, благодарю за подробный ответ, — инспектор смотрел на Ларри задумчиво, словно что-то еще не давало ему покоя. — С этим все ясно. А теперь давайте вернемся к вашему вчерашнему визиту… Почему вы ворвались в Зал торжеств в таком ужасном состоянии? Ваши слезы и слова про пророчество сов… Я все понимаю, но, извините меня, никогда не поверю, что профессор Хатвилл настолько дорог для вас, что вы расплакались, услышав о его смерти.
Бедняга Ларри! Надо было видеть парня в тот момент: его бледное анемичное лицо вспыхнуло багровым цветом, а глаза мгновенно наполнились слезами — словно для того, чтобы наглядно опровергнуть только что прозвучавшее сомнение инспектора по поводу его слез из-за смерти профессора.
— «Что нет невзгод, а есть одна беда…» — Он пробормотал эти слова, и тут же, как по команде, из его припухших глаз вновь полились слезы — безостановочные, бесшумные. Он резко провел ладонью по лицу, утирая их — бесполезно!
— Вы не верите в пророчества, вы не верите в то, что я могу разговаривать с моими совами, что я понимаю их язык! — его голос срывался, губы дрожали. — Но, независимо от вашей веры, все это — реальность: я люблю профессора, как учителя и наставника, я плакал о его смерти, потому что понимаю язык сов, а они видят то, что происходит за стенами этого питомника. Люси действительно села мне на руку и одним своим взглядом безмолвно произнесла ужасное слово: «Смерть».
Он шумно сглотнул и продолжил:
— Для меня слово «смерть» наполнено особым смыслом — в пять лет я лишился родителей, они погибли в автокатастрофе. Поэтому каждый раз, услышав или прочитав слово «смерть», я плачу, как ребенок… «Что нет невзгод, а есть одна беда…»
Он расхохотался — и при этом по искаженному гримасой смеха лицу текли слезы.
— Извините… Мне нужно побыть одному.
Любой на нашем месте почувствовал бы неловкость. Мы с инспектором извинились и поспешно вышли, оставив парня одного.
Прежде чем закрыть за собой дверь, я оглянулся: парень уронил лицо в ладони, сотрясаясь плечами в беззвучных рыданиях. Бедняга Ларри!
— Интересно, а вот что лично вы знаете о рыцарских турнирах? Об экипировке рыцарей, об их оружии и традициях?..
Мы неторопливым прогулочным шагом двигались от птичьего питомника вдоль стены замка по направлению к центральным воротам. Инспектор задал вопрос и остановился, с любопытством уставившись на меня. Что я мог ответить?
— Полагаю, совсем немного. Рыцарь для меня — это всадник в шлеме, с мечом или копьем в руках. Вот, пожалуй, и все. Если вы спросите, как называются те или иные атрибуты его снаряжения, я отвечу — понятия не имею!
Инспектор только кивал, словно соглашаясь с каждым моим словом.
— Увы, я тоже с детства не увлекался игрой в рыцарей, иначе все бы знал назубок. Ведь у нас в Уорвике и в мои школьные годы регулярно проводились подобные турниры, куда нас приводили всем классом, а по окончании боев рыцари-участники демонстрировали нам все свои аксессуары, рассказывая о разновидностях шлемов, мечей и всего прочего. Каюсь: все это я легко пропускал мимо ушей — уже в те годы меня гораздо больше увлекали автомобили, особенно итальянские модели.
Он вздохнул и кивнул в направлении низкого деревянного здания под стенами замка, что находилось неподалеку от питомника.
— Предлагаю вам зайти со мной за компанию в конюшню. Поговорим с конюхом, а потом попытаем счастье в «Уорвике». Во внутреннем дворе, за конюшнями, размещается здание рыцарского клуба «Уорвик», о котором вы уже слышали от Томми Уингза. Клуб объединяет жителей нашего городка — любителей древности, которые увлекаются рыцарством и участвуют во всех турнирах, играя в Средневековье. Вчера я не успел переговорить с участниками турнира на предмет смертельного поединка.
Инспектор прищурился на солнышке.
— Здесь есть еще одна деталь, которую стоит уточнить. Профессор Хатвилл каждый раз облачается в свой наряд рыцаря именно здесь, в раздевалке клуба, и помогает ему в этом его паж — студент университета по имени Джим Патсон, которого в интересующий нас день он отпустил. Об этом я особенно подробно допросил профессора. Когда он договорился с Питером о подмене, то сам исполнил обязанности пажа, помог тому снарядиться. Как клятвенно заверил меня профессор, он заранее позвонил Джимми Патсону, без лишних объяснений сообщив, что на данном турнире услуги пажа ему не потребуются. Мне интересно: парень дисциплинированно все выслушал, нисколько не удивился неожиданному отводу и попросту остался дома, не пришел на турнир чисто из любопытства?.. Ну, что — зайдем?
К этому моменту мы уже подошли к воротам территории конюшни. Я кивнул, и инспектор толкнул створку.
В далеком светлом детстве однажды я посетил подмосковную конюшню, где в конной секции занимался мой приятель-одноклассник. Те впечатления едва не вдохновили меня на сочинение оды лошадям — так я был потрясен их грацией и лоском, удивительными глазами и заплетенными в косички гривами.
Сейчас все чудесно повторилось: если вчера мы с Соней шагнули в Средневековье, то теперь я словно бы окунулся в атмосферу собственного детства.
Как и в подмосковном клубе, нас встретил главный конюх и, не удержавшись, первым делом повел к своим любимцам: мы шли по проходу между стойлами, и Вилли (так звали конюха) представлял нам каждого коня или лошадку по имени, перечисляя все их заслуги и подвиги.
— Молли — моя любимица! — его голос даже слегка дрожал от умиления, когда он рукой гладил вороную лошадку по крупу. — Наша Молли — вороной масти, что достаточно редко встречается среди першеронов. Классический першерон — серой масти. Но главное — Молли у нас умница, все понимает, иногда даже говорить ничего не надо!.. А вот это — Гном, хотя, сами видите, сейчас роста он нормального. А вот когда только родился, первый год рос очень плохо, мы боялись что так и останется недоростком. Но ничего — наверстал!..