Лавров остановился и повернул назад.
– Какие тени? – строго спросил он у соседки.
– Я без очков-то не вижу толком. А очки Муська разбила, кошка моя. Теперь в город ехать надо, новые заказывать.
– А со слухом у вас нормально?
– На уши не жалуюсь.
– Что за шум вы слышали?
– В народе говорят, так черти дерутся. Сцепятся и мутузят друг друга, пыхтят, рычат как звери. Они звери и есть, не люди же. Прости, Господи! – перекрестилась она черными от земли пальцами.
– Чуткие у вас уши.
– Я же с утреца на грядках ковыряюсь. А дом-то ихний вот, рукой подать.
Глория стояла под березой и ждала, пока Лавров закончит разговор.
Двор Савельевых загораживали от любопытных глаз кусты сирени и старые груши. Запах цветов смешивался с дымом из печных труб. Когда Лавров был тут в первый раз, ничего в темноте не разглядел.
– Может, новый хозяин приехал? – предположил он. – А вовсе не черти.
Пенсионерку его слова не убедили.
– Нести иконку-то?
– Спасибо, не надо.
– Ну, как знаете. Эх, молодежь…
Она смотрела, как агент с покупательницей шагают к калитке Савельевых, потом махнула рукой, отошла и склонилась над грядкой. Лук вырастет нескоро, придется на рынке покупать. А цены кусаются…
Калитка была открыта.
– Явно не черти постарались, – обронила Глория.
– Ты постой здесь, а я проверю, что и как.
– Я с тобой!
– Нет.
– Ты не можешь бросить меня на улице. Риелторы так не поступают.
– Думаешь, соседка следит за нами? Она же без очков слепая курица.
Лавров машинально похлопал себя по карману, в котором лежало ожерелье из зеленых камешков. На месте. Пистолет Каретникова был засунут за пояс, но сыщик надеялся, что тот не понадобится.
– Ладно, иди за мной…
Он двинулся вперед по посыпанной гравием дорожке, Глория шла сзади. Это место волновало ее, вызывало странные чувства. Пчел не было видно, но она отчетливо слышала их жужжание. Как будто целый рой кружил над незваными гостями. Она смотрела по сторонам, но не видела ульев. Запах меда становился приторным, забивал дыхание.
– Чувствуешь?
– Что? – обернулся Лавров.
– Мед, пчелы…
Двор казался ей не таким, как сейчас. Словно наступил разгар лета, на деревьях висели груши и яблоки. Старик в шляпе с защитной сеткой возился около ульев.
– Да очнись ты! – тронул ее за плечо Роман. – Идем, там никого нет.
– Где?
Оказывается, он успел побывать в доме и ничего подозрительного не обнаружил. Правда, половики сдвинуты, и пыль местами вытерта.
– Я открыл дверь своим ключом. Вернее, ключом Камиллы. Никаких чертей я не нашел. Форточка в гостиной распахнута настежь. В прошлый раз я бродил по дому в темноте с фонариком. Должен тебе сказать, что при свете все выглядит по-другому.
– А это что?
Глория присела на корточки и подобрала с пола пуговицу от мужской рубашки.
– Ее мог обронить кто угодно. Даже я, – разочаровал ее Роман. – Или бармен из «Краба».
– У тебя не хватает пуговиц на рубашке?
– Пуговица могла валяться тут сто лет.
– Она появилась недавно…
– Черти рубашек не носят, – усмехнулся он. – Может, отставной капитан Савельев наведывался сюда?
– Очень может быть.
Глория села за стол, накрытый вышитой скатертью. Какая разница, кто и при каких обстоятельствах потерял эту пуговицу? Главное – отыскать кипу.
– Давай ожерелье, – потребовала она. – Будем разгадывать ребус, составленный дедушкой Двораком.
Зеленые горошины засверкали в солнечных лучах. Одиннадцать штук на основной нити и девятнадцать на подвесках. Всего тридцать.
– Столбики! – осенило Глорию. – Они ведь из камня!
– Какие столбики?
– Забор вокруг дома. Ты обратил внимание? Деревянный штакетник и кирпичные столбики. Иди, сосчитай, сколько их.
– Точно. Я пошел…
Ожерелье изумрудной россыпью лежало на скатерти. Пять подвесок, на каждой по нескольку горошин. Дворак не стал бы слишком усложнять свое послание. Что, если тридцать разделить на пять?
– Их ровно тридцать! – объявил Лавров, врываясь в гостиную. – Я мог бы догадаться. Тридцать камешков – столько же каменных столбиков. Таким образом, автор идеи ограничил пространство. Дом номер одиннадцать, окруженный забором. Это и есть территория кипу.
– Каждый шестой столбик… – тихо молвила Глория. – Думаю, пять подвесок означают число, на которое следует разделить количество столбиков.
– Почему?
– Не могу объяснить. Я чувствую, как текут мысли старика. Он возится с ульями у забора. Жужжат пчелы, он смотрит на каменные столбики, и ему приходит в голову спрятать кипу…
– В улье? Умно. Туда точно никто не полезет. Пчелы сожрут. Только где сейчас эти пчелиные домики? Я их не видел.
– Ульи имеют к этому какое-то отношение. Пока не пойму какое. Надо идти во двор.
– Искать ульи! – воодушевился Лавров.
Они вышли из дома. Солнце палило, воздух был пропитан горячими испарениями. Удушливый аромат сирени вызывал тревогу.
– Тебе не кажется, что за нами наблюдают?
– Конечно, наблюдают, – легко согласилась Глория. – Мы тут не одни.
– Ты так просто говоришь об этом?
Он незаметно оглядывался. За забором позади дома виднелись стволы берез и спускающийся в низину луг. Сбоку почти примыкал к участку пенсионерки небольшой деревянный сарай для дров. На двери сарая висел ржавый замок. Сбоку стояли козлы для распиливания дров.
– Откуда вести отсчет столбиков? – поинтересовался сыщик, глядя на сарай. Прямо на стене, справа от двери, была вырезана цифра девятнадцать. – О-па! Вот он, знак. Может, ульи в сарае?
– Нам нужен каждый шестой столбик…
Глория обошла весь участок и вернулась к сараю. Она «видела» ульи, которые были тут раньше. После смерти Дворака пчелами никто не занимался, и ящики для их содержания сгнили. Неужели он этого не предвидел?
– За сараем есть столбик, – сказала она. – С него и начнем. Цифра девятнадцать указывает на него.
– Слушаю и повинуюсь.
Лавров ощущал себя участником реалити-шоу, за действиями которого внимательно следят. Он чувствовал угрозу, опасность, но не понимал, откуда она исходит. На всякий случай он подергал замок на сарае. Тот был закрыт.