– И вы подрались?

– Видел бы ты его наглую рожу! – процедил Савельев. – У меня так руки и чесались зарядить ему в челюсть! Нас с Камиллой почти ничего не связывало, а все же она мне дочь. Жаль девчонку… могла бы жить да жить. Ты бы как поступил на моем месте?

Лавров чуть не брякнул, что Каретников ему самому глубоко неприятен, но девушку он не убивал.

Глория молча слушала, разглядывая бывшего капитана. Ссадины на его коже весьма походили на следы когтей.

– Не удержался я, ударил первым, – признался тот. – Только он увернулся, да как прыгнет… сцепились мы, покатились по полу. Давай он меня мутузить. Такой прыти я от него не ожидал. Защищался как мог, пока не отключился. Я ведь далеко не слабак, но у зверюги этого – дикая силища! Он весь как-то преобразился… оскалился, зарычал, слюной брызжет… у меня от страха аж горло свело. Будто не с человеком дерусь, а с хищником, у которого клыки и когти. Думал, мне кранты. Потом очнулся в темноте, все болит, вокруг дрова… ничего не пойму. Пока отлежался, до ума дошел, слышу – голоса. Я первым делом топор схватил. Благо он у меня под руками был, рядом валялся…

– Да, досталось тебе. Но это не повод на людей с топором кидаться.

– Откуда мне знать, кто вы? Может, тот зверюга кого с собой привел! И решили они со мной расправиться.

– Получается, Каретников тебя избил, бросил в сарай и запер?

– Что избил и запер, сам видишь. А насчет Каретникова я не уверен…

– Как это? – опешил Роман. – Ты же сам говорил, что признал в нем дочкиного хахаля!

– А теперь сомневаюсь. Не знаю, человек он или зверь. Ей-богу! Я в оборотней никогда не верил… но сейчас готов поверить хоть в черта.

– Что же этот зверь тебя не убил?

– Это ты у него спроси. Видно, не пришел еще мой час. Слушай, развяжи мне руки, а?

– Сейчас! Я тебя развяжу, а ты на меня с поленом кинешься?

– Чего мне на тебя кидаться, журналист? Ты меня, можно сказать, из неволи вызволил. Правда, я и сам мог выбраться, – дверь выбить или дыру в стене прорубить. Сарайчик-то дровяной, хлипкий.

– Что ж ты сидел в нем тогда?

– Без памяти был. Он меня чуть не задушил, зверюга тот. Я даже не помню, как в сарае оказался. Клянусь!

Лавров смерил его оценивающим взглядом и покачал головой. Такого здоровяка притащить в сарай – надо силу иметь.

– Это был Ай Апек, – подала голос Глория.

Савельев обескураженно посмотрел на нее, но ничего не спросил. Ему было не до какого-то там «Ай Апека». Выйти бы из переделки живым. Неизвестно, что делают тут журналист и его дамочка. Не на прогулку же они приехали?

– Мы кое-что нашли, – сообщила ему женщина. – Вам приходилось видеть это раньше?

Она показала Савельеву потемневший серебряный футляр. Тот отрицательно качнул головой. В свете фонаря продолговатый цилиндр, на обоих концах которого скалились круглые звериные морды, казался черным.

– Я ведь догадался, что ты не зря приходил, журналист. А может, ты и не журналист вовсе? Что это за штуковина?

Лавров непритворно пожал плечами. О том, что находится внутри футляра, ему было неизвестно. Надо сначала его открыть. Не факт, что там окажется кипу. Удивительно, как они вообще что-то нашли. Фантазии Глории могут увести далеко от реальности.

– Вам приходилось видеть у жены ожерелье из зеленых камешков? – спросил он капитана.

– Нет. Никогда. Она любила украшения из бирюзы и жемчуга. Но на жемчуг у меня тогда денег не было, а бирюзу я ей дарил…

Он не отрывал глаз от Глории, которая нажимала на звериные морды, пытаясь открыть футляр. Штучка наверняка с секретом. Она мысленно настроилась на мастера, изготовившего цилиндр, и пальцы сами легли на нужную выпуклость. Внутри с глухим щелчком сработала пружина.

Лавров считал, что нельзя это делать при Савельеве. Но Глория, очевидно, думала иначе. Она действовала по известному только ей плану.

– Слышите? – прошептал моряк, подавшись в сторону двери. – Снаружи кто-то есть! Кажется, нас закрыли…

Лавров продолжал смотреть на футляр в руках Глории. Она извлекла оттуда скрученные из золотистых нитей шнурки с множеством разноцветных узелков на них.

– Что это? – удивился капитан.

«Неужели кипу?» – подумал Роман, устремляясь к двери сарая. Он толкнул ее плечом и убедился, что Савельев прав. Их кто-то запер…

Глава 64

Дощатая дверь должна была сдаться под натиском Лаврова, но его усилия не увенчались успехом. Очевидно, с обратной стороны ее подпирало что-то внушительное.

Он вспомнил сбитые из толстых брусьев козлы для распиливания дров, которые видел у сарая. Если двери подперты козлами, то дело плохо.

– Освободи меня, журналист, – попросил Савельев. – Я помогу. Одному тебе не справиться.

Сыщик махнул рукой в знак согласия. Глория с трудом развязала ремень, стягивающий запястья капитана.

Лавров пробовал стену на крепость. Не выйдет выбить дверь, придется проделывать дыру в стене. Благо, у них есть топор. Уж как-нибудь выберутся.

– Эй, ты! – крикнул он неизвестному, который возился у сарая. – Выпусти нас немедленно!

К сопению прибавился короткий смешок, и что-то металлически звякнуло. От этих звуков у Лаврова пошел мороз по коже. Вдвоем с Савельевым они навалились на дверь.

– Тихо… – прошептал моряк и прислушался.

Снаружи что-то плескалось. Словно невидимый враг обливал чем-то стены сарая. Резкий запах почувствовала даже Глория, которая замерла у поленницы.

– Бензин!..

– Он хочет нас сжечь! – с ужасом пробормотал капитан. – Зверь!.. Он вернулся!..

Лавров вспомнил машину Каретникова в лесу и плюнул с досады. Значит, тот все время следил за ними, а когда они оказались в сарае, запер их. Сарай вспыхнет факелом, и они ничего не смогут сделать.

– У тебя телефон с собой?

– Не успеем, – покачал головой сыщик.

Глория машинально сунула кипу обратно в футляр и опустилась на груду дров. В голове не было ни одной толковой мысли. На ум пришел пожар в окрестностях замка Нидзица, который уничтожил военную заставу, – после того, как солдаты помогли Анджею Бенешу вскрыть тайник. Они погибли в огне.

– Каретников, не делайте глупостей! – крикнул Роман. – Я вызвал полицию и сообщил, где мы!

– Ты говоришь с ним, как с человеком. А он – не человек, – прошептал Савельев.

– Откуда у него бензин?

– Я видел за домом ржавую канистру, но подумал, что она пустая. Может, ошибся?