Скоро она это узнает. При мысли об этом она испытала страх и возбуждение. А вдруг ей не понравится этот акт, совершаемый в таинстве супружеской кровати? Когда она узнает, чего от нее ожидают, отступать будет поздно. Ни одной женщине не следует вступать в такие отношения с завязанными глазами. Это несправедливо.
Над головой протестующе скрипнули пружины – Бартоломью перевернулся на другую сторону. Он пробормотал что-то и заметался во сне. Затем она услышала сильный удар, а потом проклятие. Эри села на постели:
– Бартоломью? Вы в порядке?
Ответом ей послужили очередной глухой удар и звук бьющего стекла. Или фарфора. Тарелки ее матери!
Эри откинула в сторону одеяло и поспешила к лестнице, в панике позабыв про свой капот. Держа халат в одной руке, она карабкалась по деревянным ступенькам, пока ее голова не показалась над полом чердака. Она едва могла различить его, сидящего на кровати и потирающего затылок.
– Вы не поранились?
Он начал было приподниматься, но пробормотал проклятие и плашмя рухнул на кровать, натягивая на себя одеяло. Она ступила на пол.
– Во имя всего святого, что вы здесь делаете? – в его голосе слышались разочарование и тревога.
– Я услышала, как что-то упало, и я испугалась, что… – На полу лежала разбитая фарфоровая чашка из сервиза, который стоял у Оливии в буфете. Чашка – а вовсе не яркая, расписанная вручную тарелка. Эрия перевела взгляд на него. Он по-прежнему тер голову. Сделав шаг к нему, она сказала:
– Ну-ка, дайте, я посмотрю.
Он дернулся и подтянул одеяло повыше:
– Боже мой, девушка, вы всегда так порывисты? Таким образом врываться в помещение, где спит мужчина!
– Да, всегда, – она остановилась, уже не уверенная, рады ли ей и нужна ли она здесь. – Моя мать говорила, что это мой самый большой недостаток.
– Ваша мать была права.
– Прошу прощения, просто я… О, Боже, вы действительно будете думать обо мне ужасно, но я испугалась, что сделала что-то совершенно непростительное. Видите ли, я не могла смириться с мыслью о необходимости бросить бесценные тарелки моей матери – если бы что-либо случилось с повозкой, они бы пропали, а теперь, когда я услышала, как что-то разбилось…
Какой-то звук, отдаленно напоминавший смех, заставил ее умолкнуть. Она подошла ближе и взвизгнула, когда ее голова стукнулась обо что-то, свисавшее с потолка.
– Осторожно, – в его голосе слышались юмористические нотки. – Маленький Джон развесил по всему чердаку свои бумажные звезды. Мне кажется, здесь есть и луна, и несколько планет.
Ее рука нашла раскачивающийся предмет. Пальцами она нащупала пять лучей звезды, почувствовала сухую, грубую текстуру дешевой бумаги:
– Святые угодники, потолок такой низкий… Не удивительно, что вы ударились головой. А посмотрите, какая короткая у вас кровать, вам же должно быть страшно неудобно.
– Потерплю. Спускайтесь вниз и ложитесь в постель. («Пока я не втащил тебя в эту», – пришло ему в голову.)
– Нет. Я займу эту кровать, а вы ляжете внизу. Давайте, поднимайтесь.
– Я не могу подняться, пока вы отсюда не выйдете.
– Почему?
– Потому что я не одет.
Эри подняла глаза к потолку и вздохнула:
– Мистер Нун, здесь слишком темно, чтобы я разглядела вас в вашем ночном одеянии, а поскольку положение, в котором мы оказались, вряд ли можно назвать обычным, я думаю, мы можем перестать беспокоиться о таких пустячных вопросах приличия.
Бартоломью просто не мог не рассмеяться:
– Я боюсь, вы не совсем понимаете, что говорите.
– Почему же?
– Потому что ночью я сплю без одежды.
– Вы имеете в виду… – Она отступила на шаг, затем быстро повернулась спиной, когда сообразила, о чем он говорит. – О Господи!
– Совершенно верно.
Эри подумала о его большом, сильном теле с широкими плечами и узкой талией. Однажды она видела фотографию греческой статуи, изображающей обнаженного мужчину, и сейчас ей пришло в голову, выглядит ли он так же мужественно и потрясающе красиво, как та статуя. Целую секунду она боролась с грешным искушением украдкой посмотреть на него через плечо. Затем она собралась с духом и храбро повернулась к нему лицом. Она смогла разглядеть лишь плечи и руки, которыми он придерживал одеяло. Эри осознала собственное разочарование.
– Очень хорошо, – сказала она со вздохом. – Я спущусь вниз, а вы одевайтесь. Потом мы поменяемся местами.
Она ждала его внизу. Полностью одетый, но с ботинками в руках, он остановился, наклонился к ней и улыбнулся:
– Вы самая импульсивная и непредсказуемая женщина из всех, кого я когда-либо встречал, вы знаете это?
Эри почувствовала юмористическую нотку в его голосе и сделала вид, что обиделась:
– Я на самом деле такая плохая?
Он коротко рассмеялся и пододвинулся к ней ближе:
– Нет, совсем не такая уж плохая. Я так не думаю, во всяком случае. Это так необычно и волнующе – найти женщину, которая не считает, что ей следует падать в обморок каждый раз, когда она сталкивается с чем-либо хоть отчасти… неприличным!
Восхитительный холодок пробежал у нее по позвоночнику, когда она почувствовала на лице его дыхание. Тепло его тела, находившегося в такой близости от нее, разгорячило ей кровь. Она выставила руку, собираясь оттолкнуть Бартоломью, и обнаружила, что ее пальцы запутались в упругих волосах, покрывающих его грудь. Она издала сдавленный звук и отдернула руку, но не раньше, чем он успел схватить ее своей рукой. У нее перехватило дыхание, когда она посмотрела на него в тусклом свете угасающего камина.
В течение мгновения, которое казалось вечностью, он пристально смотрел на нее, его глаза были темными, загадочными, полными решимости. Затем он поднес ее пальцы ко рту и легонько поцеловал каждый из них. Голос его звучал хрипло и неровно:
– Вам лучше отправиться спать.
– Да, – она неохотно отняла свою руку, повернулась, и начала медленно подниматься по лестнице, сознавая, что он стоит внизу и смотрит на нее.
Бартоломью испустил глубокий выдох, когда она исчезла из виду. Он не обращал внимания на чувство вины, которое смутно терзало его за то, что он не отвернулся, а остался стоять на месте, любуясь мельканьем лодыжек и икр под ее одеждой, пока она поднималась. Болезненно ощущая напряженность своего тела и бурление крови, он подошел к кровати и тихонько лег под одеяло. Бартоломью моментально почувствовал запах ландыша и застонал. Как, ради всего святого, он сможет заснуть, вдыхая ее запах и представляя ее маленькое тело, только что лежавшее там, где сейчас лежит он?
На следующее утро Бартоломью поднялся рано. Он оделся, разжег огонь в камине и растопил плиту, старясь не шуметь, чтобы Эри поспала подольше. Когда он подоил коров и вернулся, то услышал плеск воды, раздающийся из-за занавески спальни.