— Зло всегда идет рядом с добром. Проблема распознать, — медленно тянул слова Илия.
— С помощью морального идеала, — не задумываясь, выдал рецепт Кротов.
— Кто же является носителем этого эталонного идеала, с которого следует брать человеку пример? — осторожно поинтересовался Вишневедский.
— Кто? Естественно, Бог! — безоговорочно высказался Илия, ответив, как ему казалось, предельно ясно на поставленный вопрос.
— Значит, Бог несет ответственность за возникновение зла! — с коммунистической дерзостью припечатал католика и православного атеист Кротов.
— Бог является безгрешной личностью, а человек поражен первородным грехом, — задумчиво проговорил Илия, — и только особая милость Божия — «благодать» — избавляет некоторых людей от вечной погибели [42] . Потому и не может человек никогда быть эталоном нравственной чистоты. Он всегда грешен и не свободен от своих греховных желаний.
— В нашем мире реализуется другой план свободы — это свобода выбора между добром и злом, — предложил свое понимание выхода из теологического спора Вишневедский. — Именно за счет свободы человек соединен с божественным бытием, это единственный путь, по которому он может пробиться к Истине, именуемой американской мечтой.
— Не согласен, — категорично высказался Кротов. — На месте старой системы ценностей и понятий возникла новая система, но уже без идеи Бога. На месте идеи Бога стоит идея человека. Отныне человек свободен, поскольку нет Бога, нет того, кто решает что-то за него и диктует ему то, что надо делать. Человеческий разум свободен, у него теперь нет пределов. И он определяет, что есть подлинное добро и зло [43] . Таким образом, исчезает ваша хваленая западная мораль и лукавая свобода. Человек, пока живет в обществе себе подобных, не может быть свободным от всякого рода обязательств перед обществом! Но он в состоянии освободить свой разум.
— Батенька, да вы не коммунист, а настоящий анархист! — со смехом попытался подвести черту под спором Илия.
Внезапно Кротов засобирался, так и не найдя ответа у Илии на мотивы поступка своего сына. А Вишневедский только сейчас обратил внимание на мощные руки этого с виду безобидного человека. Сжатые в кулаки, с синими жилками вен, они выдавали беспокойство и тревогу их хозяина.
— Отец Илия, — вкрадчиво заговорил Моисей после отъезда Кротова, — прошу помощи. Нужно связаться с вашим человеком на корабле. Я должен спросить.
Замявшись, он не заметил лукавой улыбки из-под аккуратно стриженной бородки Илии. Чувство долга заставило его унижаться перед отступником от православной религии. В душе он презирал этого человека, считал его продажным, зависимым от придуманного и навязанного американцами мироустройства и не принадлежавшим к представителям высшей расы людей, каковым, по его мнению, являлся он сам — Моисей Вишневедский.
Заметив нерешительность гостя, Илия попытался ему помочь:
— Господин атташе, если я правильно понял, необходимо повторить сеанс телепортации с моим воспитанником офицером Папутой с корвета «Дерзкий».
— Именно так. Больше того, спросите, где они сейчас находятся. И еще про груз, — неуверенно, но с особой настойчивостью ответил Вишневедский.
Илия, казалось, с пониманием отнесся к просьбе своего спонсора и молча повел его в кабинет с иконами и телевизионным экраном. В этот раз картинки не получилось, но сквозь шумы радиопомех отчетливо слышался голос того самого офицера. После десятиминутной настройки и отрывистых, неоднократно уточняющих фраз становилась ясна картинка событий. Корабль шел в бухту Разбойник. Груз на борту. Ему сообщили и примерное время — восемь часов вечера — возможного убытия с корабля группы профессора Воронина с грузом «золотых пластин». Тотчас же, потеряв всякую осторожность, Вишневедский сообщил полученную информацию по мобильному телефону своему начальнику. Он не подозревал, что его используют в ложной радиоигре. Понял свою оплошность только тогда, когда увидел двоих мужчин, по-хозяйски вошедших в комнату телепортации.
— Начальник отдела военно-морской разведки Тихоокеанского флота, — не называя себя, представился самый старший, на вид лет под пятьдесят.
Ни один мускул не дрогнул на лице военного атташе США. Дипломатическая неприкосновенность придавала ему уверенность, но он сразу понял: через него доносилась до американского руководства ложная информация.
— Святой отец, вы с ними заодно? — с укоризненным видом повернулся к Илие Вишневедский.
Ответ не заставил долго ждать, за Илию ответил пожилой русский разведчик:
— Как всегда, умны и догадливы! Перед вами кадровый офицер военно-морской разведки. И с улыбкой добавил: — Кто противится пророчеству, на том оно и сбудется! Да-да, именно так говаривал ваш начальник «рыжий лис», Джон Стронг.
— Не хотите ли сказать, что он тоже ваш старый знакомый?
— Так точно! Мы с ним, молодой человек, знакомы по советским временам. Я служил на острове Русский, а Джон работал в теперешнем вашем качестве. Переиграть нас не сумел в те времена, когда «охотился» за секретами боевых пловцов на острове Русский. Не получилось у него и в этот раз! А к вам имеется предложение, от которого трудно отказаться.
— Неужели станете вербовать? — повеселев, попытался отшутиться атташе.
— Нет. Мы вас покупаем, тем самым реализуем раньше срока ваши же жизненные перспективы. Домик на берегу залива Мэн, например. Разовый счет в офшорном банке. Все это вы получите за передачу очередной порции информации «моему другу» Джону Стронгу.
Моисей Вишневедский быстро просчитал аналитическим умом ведомые только ему уравнения и осторожно, словно боясь обжечься, взял листок с информацией.
Бухта Разбойник с одноименным рыбацким поселком находилась в пятидесяти километрах от Владивостока, в сторону Находки. Именно здесь, по плану начальника штаба Тихоокеанского флота и только по одной ему известной причине, бросил якорь корвет «Дерзкий». Экипаж выполнил поставленные задачи по обеспечению спецгруппы в ходе ее работы на острове Матуа. Разгадка поспешного приказа вице-адмирала Борисова обнаружилась сразу же по спуску на воду рабочего катера. Следовало тайно переправить спецгруппу с корабля, спутав карты вероятного противника, которым были американцы.
Капитан-лейтенант Николай Баранов пришвартовал катер к ржавому причалу рыбацкого поселка Разбойник. Не терпелось сойти на берег, но должность старшего на судне не позволяла покидать его раньше пассажиров. Он наблюдал за осторожными движениями доктора Воронина, бережно несшего саквояж с «бесценным грузом». Его лицо покраснело от напряжения, может, и от колючего осеннего океанского ветра.