Николай с неприятием посмотрел в сторону тощей фигуры флагманского специалиста капитана второго ранга Гуревича, мерзнущего в одиночестве на автобусной остановке, которого, извинившись, отпустили на все четыре стороны. Подполковник Сафронов на некоторое время выпал из поля зрения. Объявился идущим рядом со знакомым, как ему показалось, мужчиной. Николай вспомнил своего случайного заступника перед военным патрулем возле магазина радиотоваров в районе бухты Патрокл. Там, где заправлялись топливом, а он бегал покупать вышедшую из строя запчасть для артустановки. Добрый и уверенный взгляд, тяжелые, с синими прожилками, кисти рук притягивали и вызывали доверие.
— Здравствуй, оскорбитель прокуроров, — весело приветствовал старый знакомый, добродушно улыбаясь, — давай хоть познакомимся!
— Капитан-лейтенант Баранов, — пробурчал Николай. Ему стало не по себе от напоминаний о поступке, которого стыдился.
— Алексей Кротов, — в свою очередь назвался знакомый и неожиданно вложил в ладонь Николая предмет, похожий на амулет. — Это медвежий зуб, символ обязательного возвращения домой, — проговорил он и загадочно добавил: — Только любовь приходит неожиданно, остальное человек готовит своими поступками. Спасибо тебе, сынок, за понимание офицерского долга!
В ответ Николай лишь пожал плечами, не понимая поступка незнакомого человека. Он не видел ничего необычного в том, что сделал возле радиомагазина и сегодня, на острове.
Морпехи, доктор, подполковник Сафронов и новый знакомый Кротов, поспешно загрузив поклажу, уселись в два внедорожника и, не мешкая, рванули в сторону Владивостока. Пришло время возвращаться назад и капитан-лейтенанту Баранову. Катер, сбивая стальным форштевнем волну, налегке подходил к левому командирскому борту. Пришвартоваться пришлось с трудностями. На их штатном месте, скобля кранцами высокий борт корвета «Дерзкий», «припарковался» чужой катер. Кормовой зеленый флаг со щитом и спрятанными за ним двумя мечами. На древнегреческой колонне, что посередине щита, мелкими буковками надпись «законъ».
— Не флаг, а сплошной кроссфорд, — пошутил над эмблемой военной прокуратуры Николай. Хотя смеяться следовало бы над самим собой. Осознавал, по его душу прибыли прокуроры. Страха не чувствовал из-за уверенности в своей правоте и от того, что его подавляли более сильные эмоции. Он еще не остыл от морского боя.
Не успел Баранов ступить на палубу, как старшина, дежурный по низам, передал приказание прибыть в кают-компанию. Спешил с одной целью — увидеть Марину. Был уверен, продолжится допрос о якобы собираемых деньгах с экипажа для лечения жены командира. В тех происках подозревал ее ревнивого мужа, следователя. Предчувствие подвело. Трое старших офицеров тихоокеанской прокуратуры озабоченно строчили в зеленых записных книжках. Перед ними сидел Папута и увлеченно что-то рассказывал с лицом олимпийского чемпиона, дающего интервью. Заметив Николая, воскликнул:
— Вот и капитан-лейтенант Баранов докажет, не привидение было на корабле, а живой человек. Мы его совместно вычислили.
— Товарищ Баранов, где сейчас находится капитан второго ранга Гуревич? — с ходу попытался вовлечь в диалог один из хмурых следователей.
— На автобусной остановке, — добродушно бросил Николай.
— Мы серьезно, — сурово проговорил угрюмый следователь с лицом высушенной моркови, — данный человек подозревается в измене Родине.
— Почему вы его ищете после совершенного им проступка? — вопросом на вопрос ответил Николай, справедливо считая, что прокуратура обязана не бить по хвостам, а предупреждать преступления. У него не было ни тени сомнений в умышленных действиях Гуревича по порче артустановки, хотя он и не ожидал такого поворота событий, ждал вопроса о своем проступке.
— Садитесь и опишите свои предположения о причинах неисправности и сбоя стрельбы по нарушителю государственной границы, — попросил второй следователь, и Николай удивился прыти военной прокуратуры, уже знавшей об инциденте с катером военной разведки США.
— Я не все рассказал, — не унимался Папута, — перед самым выходом корабля мне пришло видение.
Следователь не дал ему закончить очередную чудаковатую историю и вежливо попросил продолжить запись домыслов в собственной каюте.
— Проще передать вам документы проведенного мною, по указанию командира, первичного расследования, — предложил Николай.
Вымученные от килевой качки лица следователей выразили великую благодарность. Всем своим видом они показывали желание скорее покинуть недружелюбный борт военного корабля. Морская болезнь не считается с должностями и званиями.
Николай отлучился на минут пять, а когда вернулся, увидел следователей уже одетыми в зимние куртки. В кают-компании неизвестно откуда появился ее завсегдатай корабельный доктор Бошин Федор Казимирович, с загадочным лицом перелистывавший страницы любимого журнала «Морской сборник».
Передавая документы дознания, Николай с обреченным видом спросил:
— И мне собираться?
В ответ следователи лишь недоуменно пожали плечами и направились к выходу.
Наблюдавший за ними Федор Казимирович назидательно высказался:
— Политические репрессии к военным, в угоду общественному мнению и политической целесообразности, существовали всегда. Послушай, как про твою ситуацию пишет в «Морском сборнике» историк-писатель Володя Шигин. Кстати, лично с ним знаком. «Показателен пример Англии. Адмирал Джон Бинг в 1757 году проиграл сражение французам у острова Минорка. Суд приговорил его к смертной казни. А на его могиле сделали надпись на камне: «К вечному стыду общественной справедливости. Джон Бинг, эсквайр, адмирал синего флага, пал жертвой политического преследования 14 марта 1757 года, когда храбрости и верности недостаточно, чтобы обеспечить жизнь и честь морского офицера» [44] .
Подобный сегодняшнему эпизод из прошлого, в назидание потомкам и обижателям прокуроров, — продолжал язвить Федор Казимирович, зачитывая шигинские исследования. — «Парусный корабль «Иоанн Богослов» в ходе боя получил подводную пробоину и не смог занять свое место в боевой линии. Командира, капитана Валронта, суд приговорил к смертной казни. Командир другого корабля, капитан Коковцев, за то, что не подал помощи кораблю «Владислав», разжалован в матросы. Навечно. Еще один флотоводец, капитан Баранов, разжалован в рядовые на месяц. Только за то, что в ходе боя не использовал все возможности для ввода корабля в строй, то есть не смог организовать заделку трех пробоин и вышел из боя». Даже фамилии, Коля, совпадают. Вот ведь исторические пересечения! Там, понимаешь, трагедия, а у тебя сплошной фарс. Шлепнул, понимаешь, по брюху прокурора, а теперь за это всему экипажу расхлебывать!
Федор Казимирович по хмурому лицу капитан-лейтенанта понял несвоевременность шутки, но успокоил себя необходимостью поднять настроение. Он хорошо знал, от нервных перегрузок трудной корабельной жизни существует одна защита, волшебное лекарство — флотский юмор.