Так оно и было. Пока Бондарев искоса поглядывал на оцепеневших охранников, Мизуки достала связку ключей. За этой дверью находилось то самое помещение, где Харакумо совещался со своими сообщниками, пока во дворе Бондарев отбивался от семерых противников в масках.
— Ну? — нетерпеливо окликнул он.
— Сейчас, — прошипела она.
Ключ со скрежетом повернулся, Мизуки толкнула дверь. Прежде чем последовать за ней, Бондарев грозно посмотрел на охранников, которые снова притворились, что ослепли и оглохли. Тогда он вошел внутрь и опустил жалюзи, а Мизуки включила лампу под потолком.
— Кажется, нам сюда, — сказала она, и голос ее прозвучал непривычно глухо. — Я не бывала здесь со дня своего свержения, но не думаю, что в мое отсутствие здание перестроили.
Они попали в темный коридор, воняющий дохлыми крысами, оттуда попали в большое помещение с упаковочными столами и лентой конвейера, остро пахнущей машинным маслом и резиной. Мизуки включила свет. На столах лежали и стояли полностью собранные деды-морозы с бессмысленными голубыми глазами и румяными, как у девушек, щеками. Рядом с каждым столом высились контейнер и стопка картонных ящиков. У стены примостился грузовой электрокар с гигантской вилкой, служащей подъемной платформой.
Лента конвейера вела к закрытой железной двери, напоминающей те, что устанавливают в частных гаражах. В этой комнате роботов рассовывали по коробкам, потом их укладывали в контейнеры и перемещали в склад, находящийся метрах в тридцати. Было бы гораздо эффективнее соединить оба помещения, но, надо полагать, подобная идея не приходила в мудрую голову управляющего Хато Харакумо.
Приблизившись к столу, Бондарев взял деда— мороза обеими руками и поразился его легкости. Он не весил ни одиннадцати килограммов, ни даже девяти, так что управляющий попросту соврал. Не в этом ли крылась причина, по которой Бондареву не позволяли подержать игрушку?
— Что с тобой? — шепотом спросила Мизуки, встревоженная затянувшейся неподвижностью спутника.
— Задумался, — обронил Бондарев.
Поискав глазами весы, он наткнулся взглядом на железную дверь, усиленную приваренными крест-накрест уголками, и показал на нее пальцем:
— У тебя есть ключ от нее?
Мизуки проследила за направлением его взгляда и покачала головой:
— Раньше этой двери не было.
— Ты уверена?
— Абсолютно. За ней находятся складские площади, но раньше туда вела другая дверь.
Заинтересованно хмыкнув, Бондарев приблизился и подергал железную ручку. Дверь даже не шелохнулась. Тогда он присел, прижался носом к щели над порогом и потянул воздух ноздрями. Пустой номер.
— Что ты ожидаешь там найти? — спросила Мизуки.
— Пока не знаю, — ответил Бондарев. — Того, что я думал найти, там нет.
Понимая, что времени остается все меньше и меньше, он обошел комнату два раза, но не выяснил ничего, кроме уже установленного факта, что деды-морозы весят по меньшей мере в два раза меньше, чем утверждал Харакумо.
Бондарев приблизился к заполненному контейнеру и обнаружил, что его не успели заколотить. Он сунул туда руку, чтобы достать коробку. С первой попытки не получилось, потому что она оказалась неожиданно тяжелой. Тогда он запустил в контейнер сразу две руки и тут же пробормотал:
— А вот это больше похоже на правду, кило на десять тянет. Я не ошибся.
— В чем? — спросила Мизуки.
— Сейчас увидишь.
Бондарев несколько раз обошел вокруг стола, что-то ища взглядом. Японка наблюдала за ним, машинально покусывая палец. Ей было не по себе. Естественно, Бондареву тоже было не по себе, ведь они находились на вражеской территории, а секунды тикали, тикали, тикали…
Он чуть не засмеялся от радости, когда обнаружил искомое в выдвижном ящике стола. Обычная крестовая отвертка. Но без нее разобрать робота было невозможно, потому что нож для этого не годился.
Бондарев отвинчивал первый из восьми шурупов, когда услышал шаги и поднял голову. На пороге стоял молодой охранник с усиками. Лицо у него было круглое, и дурацкие усики придавали ему сходство с Петром Первым в начале славных дел.
Он что-то залопотал по-своему, стараясь делать это строго, но взгляд у него был как у голубя, которому собираются открутить голову. Хозяева северных территорий вселяли страх не столько в россиян, сколько в своих соотечественников.
Юноша умолк. Бондарев вопросительно посмотрел на Мизуки. Она приблизилась и прошептала:
— Он говорит, что позвонил управляющему, и тот очень разгневан, что на фабрику проникли посторонние. Что ему передать?
Бондарев посмотрел на круглолицего охранника, с несчастным видом перетаптывающегося у двери. При этом он не выпускал из рук винтовку, и костяшки его пальцев побелели от напряжения. Нужно его успокоить, иначе поднимет тревогу.
— Скажи ему, что у всех людей есть начальники, — тихо заговорил Бондарев, делая паузы, чтобы Мизуки было проще переводить. — У мистера Харакумо тоже есть босс, и этот босс прислал нас сюда с проверкой. А еще скажи, что мы нашли тут вопиющий непорядок. Пусть подойдет к контейнеру и убедится сам.
Мизуки вздрогнула и осеклась. Она сразу поняла, что случится с охранником, когда он приблизится. Получит нож под ребра и умрет, так и не успев отрастить свои усишки до размера полноценных усов. Опомнившись, она снова заговорила по-японски. Ее голос звучал резко и хрипло. Охранник напряженно слушал. Его лицо бледнело все сильнее и сильнее. Он изобразил что-то отдаленно напоминающее воинский салют, повернулся на каблуках и, браво топая, удалился. Было слышно, как захлопнулась дверь, ведущая в кабинет.
— Ну вот, — сказала Мизуки. — Нож тебе не понадобился.
— Что ты ему сказала? — свирепо уставился на нее Бондарев.
— Все то же самое, что говорил ты. — Она помялась. — Почти.
— Почти. Что это значит, черт подери?
— Я… я приказала ему убираться с глаз долой.
— И что теперь? — мрачно поинтересовался Бондарев.
— Теперь этот юноша будет жить, — ответила Мизуки. — А иначе ты убил бы его. Я не могла допустить этого.
— Ты полагаешь, что спасла ему жизнь? Ошибаешься. Как только Харакумо узнает, что охранник не арестовал нас, он прикончит его.
— Я знаю, — прошептала Мизуки. — Но это сделаешь не ты.
— Что ж, спасибо, хотя мою душу спасать поздно, — буркнул Бондарев и снова взялся за отвертку.
Через полминуты панель на спине робота была откручена. Он выпустил воздух сквозь стиснутые зубы, потом посмотрел в глаза подошедшей Мизуки:
— Видишь, я был прав.
— Вижу, — откликнулась японка.
Ее лицо было белым, как у накрашенной гейши.
Бондарев не сразу понял, что говорит ему японка, и вопросительно посмотрел на нее.