— Ха! А вам известно, у кого он украл идею?
— Да какая разница, кто изобрел эту несчастную штуковину! Вы будете слушать, что сейчас творят живые, или нет?
— Сговариваются отнять у нас наше кладбище, вот что!
— Да, но… я и не знал, что есть столько всего, а вы? Одной музыки сколько, и… и то, о чем говорят! Кто такая сестра Шекспира и почему она поет по радио? Что такое «бэтмен»? А еще мне послышалось, что предыдущим премьер-министром была женщина! Нет, не может быть. Женщины даже права голоса не имеют.
— Нет, имеют.
— Ур-ра!
— В мое время не имели!
— Мы столько всего не знаем!
— Так почему бы не узнать?
На кладбище стало тихо — вернее, тише обычного.
— Как?
— Мужчина в приемнике сказал, что желающие Обсудить Насущные Проблемы, Сказывающиеся На Всех Нас, могут позвонить на радиостанцию по телефону. В рамках Программы Опроса Общественного Мнения, так он сказал.
— Ну?
— На улице есть телефонная будка.
— Да, но ведь… на улице.
— Не так уж далеко.
— Да, но…
— Маленький мальчик пришел к нам и говорил с нами. Хотя был очень напуган. А мы не можем пройти шесть футов?
Это сказал мистер Порокки. Он смотрел за ветхие прутья ограды на улицу глазами человека, который основную часть своей жизни посвятил побегам.
— Но это наш дом! Мы здесь живем!
— Всего несколько шагов…
Пассаж, честно говоря, оставлял желать лучшего. Но больше тусоваться было негде.
Джонни не раз видел в кино американские пассажи, Бродвей местного значения с кинотеатрами и магазинами. Наверное, в Америке живут другие люди, думал он. В кино тамошние пацаны были жутко стильные, девчонки, как на подбор, красотки, и в пассажах не толклись ни бесчисленные бабуси-камикадзе, ни многодетные мамаши. По ним не маршировали по десять в ряд фанаты из «Сплинберийского объединенного клуба болельщиков», распевающие знаменитую футбольную песню «Оле-оле-оле-оле!» (хлоп-хлоп, хлоп-хлоп-хлоп!). В таком месте нормально не потусуешься. Там можно только убивать время.
Их четверка убивала время в закусочной. Ноу Йоу внимательно читал листовку, посвященную тому, что ради приготовления бифбургеров не вырубают девственные джунгли. Бигмак наслаждался любимым лакомством — картошкой «Мегаджамбо» с пятнадцатью порциями острой овощной приправы.
— Интересно, удастся мне устроиться сюда на работу? — задумчиво спросил Холодец.
— И не мечтай, — сказал Бигмак. — Как только менеджер на тебя взглянет, он сразу поймет, куда пойдет вся прибыль.
— Ты хочешь сказать, я толстый? — вскинулся Холодец.
— Нет, отягощенный гравитацией, — не отрываясь от чтения, откликнулся Ноу Йоу.
— Лишней, — прибавил Бигмак. Холодец зашевелил губами, пробуя, как это звучит.
— Лучше уж буду толстый, — решил он. — Можно, я доем маринованный лук?
— И потом, здесь от желающих поработать отбою нет, — сказал Бигмак. — И берут только круглых отличников.
— Чего? Жарить бургеры?
— А другой работы никакой, — сказал Бигмак. — Все фабрики в округе позакрывали. Заняться нечем. Никто больше ничего не производит.
— Да нет, кто-то что-то все-таки производит, — возразил Холодец. — Вон, в магазинах полно всего.
— Это привозное, из всяких там Тайваней. Ха! Ничего себе у нас будущее! А? Джонни!
— Чего?
— Ты знаешь, что ты сидишь и пялишься в пустоту?
— Да в чем дело-то? — спросил Холодец. — Мертвецы пришли купить гамбургеров на вынос?
— Нет, — сказал Джонни.
— Тогда о чем задумался?
— О больших пальцах, — признался Джонни, по-прежнему глядя в стену.
— Что?
— Что? — очнулся Джонни.
— О каких больших пальцах?
— А… да это я так.
— Мама вчера вечером сказала, очень многие недовольны, что кладбище продают, — сказал Ноу Йоу. — Только об этом и судачат. А отец Уильям сказал, всякий, кто там возьмется строить, будет проклят до седьмого колена.
— Он всегда так говорит, — заметил Холодец. — К тому же «Объединению-Слиянию-Партнерству» на это, верней всего, наплевать. У них, наверное, имеется Уполномоченный По Проклятиям.
— Который, небось, всю работу спихивает на своего секретаря, — прибавил Бигмак.
— И вообще, поезд ушел, — сказал Ноу Йоу. — Бульдозеры стоят у самой ограды.
— А кто-нибудь знает, чем занимается это «ОСП»? — спросил Холодец.
— В газете писали, что они — общенациональная служба информационного поиска, — сказал Ноу Йоу. — А в новостях сказали, что они обеспечат триста рабочих мест.
— Всем, кто работал на старой галошной фабрике? — спросил Бигмак.
Ноу Йоу пожал плечами.
— За что купил, за то и продаю. Джонни, ты в норме?
— Что?
— С тобой все в порядке? Ты смотришь в стену.
— Что? А, да. Все нормально.
— Он расстроился из-за погибших солдат, — сказал Холодец.
Ноу Йоу перегнулся через стол.
— Послушай… все это в прошлом. Было — и сплыло. Жалко, что они погибли, но… ну… они бы все равно в конце концов умерли, правда? Это давно история. При чем тут мы?
Миссис Айви Уизерслейд звонила сестре из автомата на Кладбищенской улице. Кто-то нетерпеливо постучал в стекло. Миссис Уизерслейд удивилась — возле будки никого не было. Но она вдруг сильно озябла, и ее ни с того ни с сего передернуло, словно она прошла по чьей-то могиле. Миссис Уизерслейд оборвала рассказ о своих больных ногах и о том, что про них сказал доктор, и поскорее отправилась домой.
Будь там Джонни, он услышал бы нечто весьма любопытное. Но Джонни сидел в закусочной, а ухо любого другого случайного прохожего уловило бы лишь шум ветра и, возможно (только возможно!), едва слышный спор:
— Кому же знать, как не вам, мистер Флетчер. ВЫ ведь его изобрели.
— Вообще-то, миссис Либерти, его изобрел Александр Грэхем Белл. А я только усовершенствовал.
— Ну так заставьте его работать. Дайте мне поговорить с господином с беспроволочного телеграфа.
— Это действительно был Александр Грэхем Белл?
— Да, Олдермен.
— А я думал, сэр Хамфри Телефоун.
Трубка висела на рычаге, но откуда-то из недр аппарата неслись щелчки и электрическое потрескивание.