— Я просто увидел их и…
— Как ты?
— Ништяк… запыхался…
— Стойте, мне надо пойти подышать на стекло…
— Отведите его к машине.
— Да ладно…
— Я отвезу его в больницу, на всякий случай.
— Нет!
Бигмак оттолкнул их и неуверенно поднялся.
— Ф-ф-се в порядке, — просипел он. — К-хак огурчик.
В тумане расцвели красные и синие огни. Полицейская сирена пару раз взвыла и смущенно умолкла.
— А, — сказал мистер Аттербери. — Видимо, жена встревожилась и позвонила в полицию. Э… вы Бигмак, верно? Вы сумеете опознать этих людей, если снова их увидите?
— А то! У одного на ухе следы моих зубов. — У Бигмака вдруг сделался затравленный вид человека, который, в общем, никогда не встречался с представителями закона один на один. — Но в участок я не поеду, нет. Нипочем.
Рядом затормозила полицейская машина. Мистер Аттербери выпрямился.
— Пожалуй, объясняться буду я, — решил он, когда из машины вышел сержант Слав-ни. — Привет, Рэй, — сказал он. — Рад, что вы выкроили время заехать. Можно вас на пару слов?
Ребята стояли, сбившись в кучку, и смотрели, как полисмены подходят к бульдозеру, а потом осматривают разрушенную ограду.
— Ну, началось, — с тоской сказал Бигмак. — Теперь Славни точно меня засадит. За укушенное ухо. Или за угон бульдозера. Вот увидите.
Холодец дернул Джонни за плечо.
— Ты знал, что что-то должно случиться!
— Да. Не знаю откуда.
В машину мистера Аттербери на минуту заглянул полисмен.
— Читает мою запись, — гордо сказал Холодец. — Поняли, что такое широта мышления?
Славни вернулся к патрульной машине, и они услышали, как он передает по рации:
— Нет! Повторяю: Г как Герцеговина, В как Вестфалия, А как Аардварк…
От ограды, помахивая плоскогубцами, подошел мистер Аттербери.
— Пожалуй, до утра этот бульдозер не тронется с места.
— А что теперь? — спросил Джонни.
— Точно не знаю. Может быть, удастся выследить фургон. Вероятно, я сумею убедить сержанта Славни, что до поры нужно действовать чрезвычайно осторожно. Хотя с вас снимут показания. Но этого будет достаточно.
— Они были из «ОСП»?
Старый джентльмен пожал плечами.
— Может быть, кто-то подумал, что все значительно упростится, если на кладбище нечего будет сохранять, — сказал он. — Возможно, паре-тройке подходящих субъектов подкинули идею… э-э… некой хэллоуиновской шалости…
Рация взорвалась звуками.
— На ИстСлэйт-роуд задержали фургон, — крикнул сержант. — Похоже, наших голубчиков.
— Отличная Работа, Сказал Констебль Плямс, — замогильным голосом возвестил Ноу Йоу. — Вы Повязали Всю Банду! Молодцы, Чумовая Четверка! И Все Пошли Домой Пить Чай С Кексом.
— Если бы ты подъехал в участок, Бигмак, ты очень помог бы, — сказал мистер Аттербери.
— Ни за что!
— Я поеду с тобой. И один из твоих друзей тоже может поехать.
— Это правда помогло бы, — сказал Джонни.
— Я поеду, — вызвался Ноу Йоу.
— А потом, — сказал мистер Аттербери, — я с огромным удовольствием позвоню директору «ОСП». С огромным удовольствием.
Десять минут спустя Бигмак, которого заверили, что ему не зададут ни единого вопроса касательно иных мелких происшествий с машинами — например, отчего некоторые автомобили оказываются не там, где их оставили владельцы, и т. д. и т. п., — в сопровождении Ноу Йоу и мистера Аттербери отбыл в полицейский участок. В редеющем тумане горели оранжевые огни сплинберийских фонарей. От этого тьма за ковровой фабрикой казалась гораздо чернее и гуще.
— Кончен бал, погасли свечи, — сказал Холодец. — Музыканты разошлись. Айда по домам.
Ветер рвал туман в клочья. Сквозь летучие пряди проглянула луна.
— Пошли, — повторил Холодец.
— Все равно это неправильно, — буркнул Джонни. — Не может все кончиться вот так.
— Хэппи-энд, — ответил Холодец. — Все как сказал Ноу Йоу. Плохих парней повязали. Дети спасли положение. Все взяли с полки пирожок.
В бледном свете луны брошенный бульдозер казался огромным.
Воздух словно наэлектризовался.
— Что-то будет. — Джонни сорвался с места и побежал к кладбищу.
— Эй, погоди…
— Догоняй!
— Нет! Только не туда!
Джонни обернулся.
— И ты косишь под вампира?!
— Но…
— Пошли, забор повалился.
— Но уже почти полночь! А там покойники!
— Ну и что? Рано или поздно мы все умрем.
— Спасибочки! Я уж лучше погожу!
Джонни казалось, что вот-вот разразится гроза. Покосившиеся надгробия, пыльный кустарник — все неслышно звенело и потрескивало, будто пронизанное токами.
Туман отступал, словно в страхе перед чем-то неведомым. В промозглом сине-черном небе светила луна, еще пуще сгущая тени.
Северный проезд и Восточная улица… они никуда не делись, но выглядели иначе. Они больше не принадлежали Сплинбери — их место было где-то в ином мире, там, где люди не ходят по дорогам мертвых и не дают им посюсторонние живые имена…
— Холодец, — не оглядываясь, окликнул Джонни.
— Чего?
— Ты здесь?
— Угу.
— Спасибо.
Джонни почувствовал, как что-то спало с его плеч, словно тяжелое покрывало, и изумился тому, что ногами еще касается земли.
Он бросился по Северному проезду к небольшому пятачку, где сходились все кладбищенские дороги.
Там уже кто-то был.
Поворот, пируэт, поворот — руки простерты вперед, глаза плотно закрыты. Шуршал и похрустывал гравий, лунный свет играл на ветхой допотопной шляпке. В полном одиночестве — поворот, пируэт, поворот — миссис Тахион танцевала в ночи.
В одиночестве, но не столь уж полном…
Воздух заискрился. С вышины, из ниоткуда, протянулись светящиеся нити — голубые, как молнии, тонкие и невесомые, как дым. Касаясь пальцев танцующей, они вытягивались, ломались и преобразовывались.
Они ползли по траве. Вихрились в воздухе. Кладбище населили бледно-голубые кометы.
Кладбище ожило…
Ноги миссис Тахион больше не касались земли.
Джонни посмотрел на свои пальцы. На правой руке потрескивало холодное голубое пламя, похожее на огни Святого Эльма. Джонни взмахнул рукой, воздел ее к звездам — и почувствовал, как его подошвы отрываются от дорожки.