Прямо в поле обзора Джонни.
— Эй, эй, стой! — крикнул Джонни. У него была готова к пуску ракета. Зачем кричать? Игроки ничего не слышат, только видят игру на экране…
— Ты кто?
Голос был очень звонкий и очень земной. Если Капитан говорила так, словно учила язык землян по книге, то обладатель этого голоса явно познакомился с английским примерно на первом году жизни.
— Так ты меня слышишь!
— Уйди с дороги, дурак!
Пилоты уставились друг на друга, разделенные расстоянием, которое стремительно сокращалось.
Я знаю этот голос, подумал Джонни. Знаю. Слышны все знаки препинания…
Столкновения как такового не было. Послышался скрежет; один звездолет чиркнул боком по борту другого, выдирая нервюры и вспарывая отсеки. Одурело вертясь, истребители разлетелись в разные стороны.
Панель управления перед Джонни превратилась в созвездие красных огоньков. По стенам кабины побежали трещины.
— Дебил! — взвизгнуло радио.
— Все нормально, — убежденно сказал Джонни, — ты просто проснешься и…
Его корабль взорвался.
Термометр показывал 16:34°. В игровом пространстве время течет по своим законам.
Сколько ни умирай, к этому невозможно привыкнуть. И практика тут не помо…
Она его услышала. В игре.
Джонни сел.
Скрр-иии существовали внутри игры, поскольку это был их мир. Холодец и остальные в игре, конечно, не появлялись — Джонни не сомневался, что попросту вообразил их: нужно же было кому-то вести грузовые корабли.
Но голос девчонки он уже слышал — у Пейтела. Звенящий, резкий, очень ясно дающий понять, что его обладательница считает всех прочих представителей рода человеческого убогими, с которыми нужно разговаривать как с несмышленышами или иностранцами.
С экрана ему навстречу неслась межзвездная пустота.
Нужно найти эту девчонку. Непременно. Не говоря уж ни о чем другом, такого пилота нельзя близко подпускать к скрр-иии.
Холодец, наверное, ее знает.
Джонни поднялся. Комната поплыла. Наверное, я и впрямь болен, подумал он. Что ж, неудивительно. Тут тебе и Трудные Времена, и дурацкая школа, и родители с их попытками остаться друзьями, а теперь еще и необходимость спасать инопланетную расу, вместо того чтобы как следует выспаться… что же удивляться.
Он доплелся до холла, взял трубку радиотелефона и унес к себе наверх. Не успел он выдвинуть антенну, как телефон зазвонил.
— Алло… Сплинбери-два-три-девять-девять-восемь-ноль-добрый-день-кто-говорит?
— Ты? Это я.
— А, здорово, Холодец.
— Ты что, заболел?
— Простыл. Слушай, Холодец…
— Читал сегодняшние газеты?
— Нет. Предки уносят их с собой на работу.
— Написали про «Гоби Софт». Погоди-ка… ага, вот: «НИКАКИХ КОНТАКТОВ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОГО РОДА». Это заголовок.
Джонни помолчал.
— И о чем там? — очень осторожно спросил он.
— Что такое «претензии»?
— Жалобы, — сказал Джонни.
— Вот: «„Тоби Софт“ и компьютерные магазины наводнили пер… претензии к игре „Только Ты Можешь Спасти Человечество“». Еще бы, они же объявили награду в пять фунтов тому, кто перемочит всех пришельцев, а этих пришельцев днем с огнем не найти! Теперь у «Гоби Софт» неприятности из-за Акта о правах потребителей. И все у этих газетчиков сплошь хакеры, — сказал Холодец презрительным тоном человека, который в отличие от журналистов хорошо знает, что такое хакер. — А вот что сказал Эл Рампа, президент «Гоби»: они отзывают все копии игры, и, если отослать им родную дискету, получишь подарок — новую игру, «Додж-сити 1888». «ЖЖжжжжБУМ!» ставит ей четыре звездочки.
Отзывает все копии игры…
— Да, но у тебя нет родной дискеты, — напомнил Джонни. — У тебя их вообще не бывает.
— Зато я знаю пацана, чей брат ее купил, — радостно сообщил Холодец. — Выходит, все твои заморочки — это проблемы разработки. И ты вовсе не псих.
— А я разве говорил, что я псих? — обиделся Джонни.
— Нет, но… ну… сам понимаешь, — смутился Холодец.
— Холодец…
— Ну?
— Ты знаешь девчонку, которая была у Пейтела?
— А, эту. А что?
— Ты знаешь, кто она?
— Вроде чья-то сестра.
— Чья?
— Ходит в какую-то спецшколу для неизлечимо умных. Ее звать Кайли… или Кристел… в общем, как-то так, с выпендрежем. А зачем тебе?
— Да так. Просто она у Пейтела жаловалась на игру. Чья она сестра?
— Одного пацана… этого… Нуды. Точно. Бигмак его хорошо знает. Ты уверен, что с тобой все в порядке?
— Уверен. Все отлично. Ну пока.
— Пока. Завтра придешь?
— Наверное.
— Ну пока.
— Пока.
Дозвониться до Бигмака не удалось. Туда, где жил Бигмак, и почта-то доходила редко. Даже уличные грабители опасались появляться в тех краях. О многоэтажной башне, названной в честь Джошуа Н'Клемента, отзывались так же, как в свое время, наверное, отзывались о Калькуттской Черной Дыре или о приемной испанской инквизиции.
Башня одиноко чернела на фоне неба, словно чей-то последний зуб.
По соседству почти ничего не было. Ряд заколоченных лавчонок, при взгляде на которые сразу можно было сказать, где тут был пожар. И пивная «Веселый фермер» — сплошь красный кирпич и неон.
В 1965 году (как раз перед тем, как от нее начали отваливаться куски) башня удостоилась премии. По подъездам и коридорам вечно гуляли сквозняки, и даже в самые спокойные дни в бетонных переходах свистел ветер. Это было что-то вроде ветрохранилища. Если бы башню имени Джошуа Н'Клемента воздвигли несколько тысяч лет назад, народ со всей страны стекался бы к ней приносить жертвы богу ветра.
Папа Джонни называл ее «Ротвейлеровы Высоты». Поднимаясь по лестнице (лифты остановились еще в шестьдесят шестом), Джонни слышал бешеный лай. По-видимому, все жильцы башни боялись — и, похоже, главным образом друг друга.
Бигмак жил на четырнадцатом этаже с братом, подружкой брата и питбулем по кличке Клинт. О брате было известно, что он перепродает левые видаки.
Джонни осторожно постучал, надеясь, что его услышат люди и не услышит Клинт. Ему не повезло. Из-за двери хлынул поток звуков.
Спустя некоторое время загремела цепочка, и дверь приоткрылась. Примерно на высоте человеческого лица появился глаз. В нем светилось подозрение. Ниже немедленно началась смятенная возня — Клинт пытался протиснуть в узкую щелку оба глаза и зубы.