От этой мысли у нее даже перехватило дыхание. Маленький сын — она будет косить его на руках, пеленать, кормить, разговаривать с ним; это будет ее ребенок, который вырастет и превратится в настоящего мужчину!
Ночью она долго ворочалась в постели, не могла заснуть, все время думая об одном и том же. Ей хотелось, чтобы побыстрее наступил завтрашний день, потому что, возможно, завтра они с Русланом встретятся, будут разговаривать — он наверняка ей понравится так же, как и она ему, она его полюбит! Алена верила в это так же, как в то, что через год после свадьбы у нее родится сын. Тогда она не могла знать, что ни тому, ни другому не было суждено сбыться.
Родители, как и следовало ожидать, дали свое согласие на свадьбу. Да и почему они должны были отказаться? Семья, которая сватала младшую дочку, приличная, родители парня в селе люди известные и уважаемые, да и сам Руслан, сразу видно, толковый и работящий. Чего же еще можно просить у Бога? Оставалось только получить согласие самой невесты.
Алена помнила тот день, когда Руслан впервые пришел к ним в дом дня того, чтобы познакомиться с ней поближе. Вся семья в тот день собралась за столом. Вкусно пахло пельменями — они вместе с мамой накануне налепили их штук пятьсот, все маленькие, ровные, аккуратные, один к одному. Красный чесночный соус в соуснике, простокваша в небольшой глубокой тарелке — с чесноком и без чеснока, крупно нарезанные помидоры, блестящая свежими капельками влаги зелень, хлеб… Все это готовилось в тот день с совершенно особой тщательностью, с любовью и даже с волнением — понравится ли? Алена накрыла стол белой кружевной скатертью, разложила салфетки.
Взгляды их встретились и тут же разошлись, словно ударившись друг о друга, — она первая опустила глаза. Ей ужасно хотелось рассмотреть получше его лицо, смуглую кожу, полные губы, но она понимала — еще не время. Он сел за стол, аккуратно, почти без звука, подвинувшись, а она в соседней комнате, приникнув щекой к стене, пыталась расслышать обрывки разговора.
Потом ее тоже позвали к столу. Прежде чем выйти из комнаты, она напоследок еще раз посмотрела в зеркало — веснушчатая светлокожая девчонка со вздернутым носом, мелкие кудряшки соломенных волос выбиваются из тщательно скрученного тугого пучка… Она пригладила их руками и вышла, опустив глаза.
Мужчины разговаривали, как водится, о политике, о последних местных событиях. Мать сидела, сложив огрубевшие руки на груди, изредка вставляя реплики в мужской разговор. Алена словно язык проглотила. Она совершенно не вслушивалась в разговор, только впитывала в себя голос Руслана — глубокий, чуть жестковатый, с легкой, едва различимой хрипотцой, и изредка бросала на него взгляды. Иногда ей приходилось подниматься из-за стола, чтобы подложить хлеба и второй раз заполнить поднос пельменями. Потом она уносила пустые тарелки на кухню, разливала чай… Вечер пролетел совсем незаметно. Мужчины вышли во двор. Отец, на ходу привычным движением пальцев разминая сигарету, обернулся:
— Дочка, принеси нарды.
Они вернулись и долго играли в нарды, Алена вместе с матерью сидела рядом. За окном стемнело, воздух стал прохладным, и она поднялась, чтобы прикрыть створку окна. Обернувшись, поймала на себе его взгляд, стушевалась, покраснела и, извинившись, выбежала из комнаты.
«Да что это со мной?» Сердце билось так, что она слышала его стук. Усевшись на постель, попыталась взять себя в руки, успокоиться. В конце концов, не происходит ничего особенного. Через какое-то время ей это удалось, и она спросила себя, нравится ли ей ее жених.
Наверное, он ей нравился — ведь не просто так это волнение, это странное ощущение… Ощущение, как будто она совсем раздета и он смотрит на ее тело, не прикрытое даже тончайшим полотном — как будто одежда вдруг стала прозрачной…
Когда они впервые остались наедине, Алена не знала, куда деть глаза. Ей казалось, что она сейчас просто провалится от стыда сквозь землю, а взгляд Руслана обжигал ее настоящим огнем.
— Алена… Послушай, пойдем в горы, погуляем.
— Если отец разрешит, — покорно согласилась она, заранее зная, что отец разрешит.
— Разрешит, мы ведь ненадолго, — уверенно произнес он и вышел из комнаты, а через минуту вернулся, позвал ее одним лишь взглядом, и она пошла вслед за ним, все так же стыдливо опустив глаза и ужасно сердясь на себя за то, что ведет себя как дурочка. Ну что особенного в том, что они вдвоем, что он смотрит на нее, что она смотрит на него…
— После школы я хотела в институт поступить, но отец не разрешил, — все так же, не поднимая глаз, но уже без дрожи в голосе, рассказывала она.
— В институт, — улыбнулся он, — да зачем тебе институт, только пять лет потеряла бы. В селе женщине и без высшего образования можно прожить.
Они шли по узкой горной тропинке, поднимаясь все выше. Руслан слегка поддерживал ее под локоть, и она, замирая, чувствовала, какие сильные у него руки.
— Послушай, — остановившись, вдруг произнес он, и она обернулась, — ты красивая.
Она не знала, что сказать в ответ, поэтому спросила первое, что пришло в голову:
— А ты… Ты какой институт закончил?
— Политехнический.
Паузы в разговоре как будто и не возникало, они все так же шли по тропинке. Легкий ветер лениво гладил по щекам, где-то вдалеке лаяли собаки. Солнце садилось за горы круглым оранжевым шаром, озаряя последними отблесками силуэты горных вершин. Руслан рассказывал о своей учебе, о времени, проведенном в Ставрополе, и Алена, уже окончательно успокоившись, слушала его и смотрела на закат. Они шли к солнцу, и на короткое мгновение ей показалось, что они дойдут до него, смогут прикоснуться, если будут идти вот так — долго-долго… Что солнце не станет садиться, а дождется их, и только потом, одарив последним лучом, скроется за далеким горизонтом.
На следующий день он пришел снова. На этот раз они никуда не ходили, просто сидели в гостиной и смотрели фотографии.
— Это Лиза, моя сестра…
— Я ее помню, она училась на два класса младше меня. Вы совсем не похожи.
— Все так говорят. Мы внешне не похожи, но характер у нас одинаковый и привычки одинаковые. А это — Иван.
— И Ивана я тоже помню.
— Он сейчас в Тюмени живет.
— Я знаю, Алена.
— А это… это моя бабушка.
Ее рука, дрогнув, застыла в воздухе. Она не решалась перевернуть страницу. Бабушка… Она смутно ее помнила, потому что та умерла, не дождавшись, когда внучке исполнится четыре года. И все-таки, глядя на фотографию, Алена всегда чувствовала какое-то тепло, которое от нее исходило. На минуту закрыв глаза, она восполняла в памяти детали — грубые, морщинистые, но такие ласковые и нежные руки, черный платок на голове, гордая осанка. Бабушке было шестьдесят лет, когда она умерла, — совсем не возраст для жителей горных селений, тем более для женщины. Но у нее была какая-то неизлечимая болезнь. Об этом в доме никогда не говорили, но маленькая Алена всегда чувствовала, что с бабушкой — еще живой бабушкой — связано что-то страшное. А потом она узнала название — смерть.