Девочка по имени Зверек | Страница: 43

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Вполне вероятно, отрицать не стану: я согласен с их учением.

– Платон отверг народную религию, – сухо вставил Панетий.

– Да, – тут же согласился Лелий, – отверг. Но взамен создал свою – поэтически одухотворенное мистическое учение.

– Близкое к учению Пифагора! – горячо подхватил Марк.

Все рассмеялись, а Гай Лелий дружески похлопал Марка по плечу. Тот опомнился:

– Простите. Я, кажется, увлекся. Меня оправдывает лишь то, что это не мои мысли, а гораздо более умных, чем я, людей.

– Кто учил тебя? – поинтересовался Сципион.

– В основном мой усыновитель, Луций Гаэлий.

– Мне говорили, – заметил Сципион вежливо, – что это человек ученый.

– И безжалостно суровый! – вставил Люцилий самым мрачным голосом, каким говорят в трагедиях на театральной сцене, но глаза его опять искрились смехом.

Марк смутился:

– Это, конечно, верно, но… сила его слова…

– Не смущайся, дружок, – успокоил его Сципион, – наш молодой сатирик Люцилий высмеивает даже стоиков. А что до силы слова, не забывай истории Карнеада! Не слышал? Когда мы были молоды, в Рим приехал философ-скептик Карнеад. Величайший диалектик, способный силой своего красноречия убедить кого угодно в чем угодно. За ним ходили толпы! Как-то раз он неопровержимо доказал нам, что справедливость существует. Слушатели рукоплескали: никто не мог привести ни одного довода против. Но на следующий же день Карнеад несомненно разрушил собственные доводы, и справедливости было решительно отказано в существовании. И опять – никто не сумел возразить!

– О да! – рассмеялся Лелий. – Я помню, это было интереснейшее событие!

– А чем все кончилось? – с интересом спросил Марк.

– Кончилось все очень просто. И совершенно в римском духе: граждане, чтобы не утруждать себя размышлениями, вытолкали Карнеада из города взашей!

Все дружно расхохотались, разговор потек в русле шутливых воспоминаний, и Марк уже подумывал скромно удалиться, но Сципион снова обратился к нему:

– Вот что может произойти с «силой слова».

– А чувства? – не мог не продолжить Марк. – Они имеют для человека значение?

– А что ты сам об этом думаешь?

– Могу сказать только о себе: мне кажется, что чувства – мое существо, моя истинная натура. В них я живу, ими существую. Я отдаю должное разуму, но не могу пренебрегать своими чувствами, когда смотрю на этот мир, когда познаю его.

– И правильно.

– В таком случае эмоциональное отношение к жизни – не преступление?

– Не преступление, – снисходительно улыбнулся Сципион. – Я бы выразился так: не следует пренебрегать сердцем как инструментом познания мира.

– Пусть это и противоречит стоицизму?

Помолчав, Сципион мягко проговорил:

– Стоицизм – удивительное учение. Оно затрагивает людей по-разному, воздействует на них неодинаково. Недаром стоицизм родился в Греции: греками руководит в основном логика, разум. Римлянам же не чужды эмоции и душевные порывы. А главное, необходимо заметить, что хотя Стоя – учение глубокое и сильное, но это не единственный взгляд на мир, природу человека. И уж тем более – не единственное учение, могущее вести человека к высотам духа. Помни об этом! Но вернусь к твоим вопросам. Знаешь, Марк, насколько я понимаю и вижу людей, мне думается, что тебе нет нужды гадать о своей судьбе. Она ясна.

– Как видно, всем, кроме меня, – грустно усмехнулся Марк.

– Ну-ну, я не собираюсь скрывать от тебя своих соображений. Ты ведь за этим ко мне и обратился. Вот моя мысль: ты легко и с удовольствием учишься, тянешься к книгам, ученым беседам, задаешься вопросами о смысле жизни и, с другой стороны, эмоционален, порывист, при этом не любишь и не способен к боевому искусству, политике. Это очевидно.

– Мне не стать солдатом Рима?

– Нет, не стать. Но Риму нужны не только солдаты! Мой совет – продолжи образование: развивай то, что уже даровано тебе природой и богами. И когда ты будешь готов, судьба сама найдет тебя или боги подскажут – что делать дальше. Быть может, ты не достигнешь ученых высот, но, во всяком случае, будешь счастлив оттого, что живешь своей жизнью, следуешь своей судьбе, только своей! В этом – счастье.

* * *

«Я передал тебе этот разговор, Гай, как смог. Удовлетворен ли ты? Я пересказал всё и Валерию. Он выслушал все с огромным интересом, но свое отношение касательно моего решения покинуть Рим выказал очень сдержанно. Я, откровенно говоря, рассчитывал в тот момент на большее. Может быть – на дополнительный совет? Или – на сопереживание.

Поделом мне – не держи друзей в неведении…»

* * *

– Ты сбивчиво пересказал, – проворчал Валерий, – или что-то пропустил!

– Сбивчиво, – рассеянно согласился Марк, туманно глядя на воды Тибра. – И наверняка что-то пропустил.

– И я не понял, почему они таинственно переглядывались, когда говорили о Теренции? Литературные круги тебе ближе – объясни!

– А, это… – Марк улыбнулся. – Ходили слухи, что бедняга Теренций сочинял, если выразиться деликатно, не вполне самостоятельно. А если обойтись без деликатностей, может, и не сочинял вовсе: поговаривают, ему помогали его высокопоставленные и высокообразованные друзья – Публий Сципион и Гай Лелий.

– Эти аристократы тоже сочиняли? – Глаза Валерия округлились.

– Вот в этом случае, для анонимности, им и нужен был вольноотпущенник Теренций. Кстати, ведь он как-то уж очень неожиданно пропал из Рима: возможно, Сципиону и Лелию в один прекрасный момент просто наскучило литературное поприще, а если бедолага Теренций сам не сочинял…

Некоторое время друзья молчали. Затем Валерий пробурчал:

– И весь совет – изучать науки? Тебя этот совет так вдохновил?

Марк отвлекся от созерцания реки:

– Мне трудно объяснить… Но представь: когда ты живешь, как спишь, и каждое утро мучительно оттого, что и сегодня опять нет цели, и сегодня опять ты будто поплывешь по течению, вяло и без интереса разглядывая берега. И будешь лишь надеяться, что где-то там, за поворотом, есть настоящая жизнь! То есть, может быть, завтра утром все переменится и произойдет Нечто! Но… ничего не происходит. Ты теряешь надежду, теряешь себя, превращаешься в растение. И никто не может помочь. А тот, кто может, – не желает! И вот другой человек, которому до меня и дела быть не должно, говорит со мной как равный с равным, добросердечно и без намека на превосходство. Просто говорит – о вещах, может быть, мне и известных давно, но общение с ним вселяет в меня уверенность, дает силы, окрыляет!

– И теперь ты обрел смысл жизни?

– Смысл жизни – в следовании своему пути, каким бы он ни был, счастье – в согласии со своей судьбой.