– Мне это нравится!
– Волк – не собака! И он должен остаться волком. Воспитывать другого, но не переделывать его на свой лад – непростое дело! Попробуй дать ему имя.
До вечера она думала над этим заданием. Волчонок не отходил от нее, но она нарочно не смотрела в его сторону. Тогда он подошел и, вызывая на игру, несильно прикусил ее голень. Зубки были еще небольшие, но острые. Луури поняла: у волчонка не будет имени.
– Я буду звать его Волк. Другого имени ему не нужно, – сказала она Учителю.
– Хорошо, ты справилась с первой задачей.
Луури пришлось немало думать и трудиться, чтобы преподать щенку верную «волчью науку». Она сразу решила, что больше не станет брать его на руки, класть руку ему на голову, не будет и кормить с рук. Еще она подумала, что нельзя впускать его в землянку. Но Учитель сказал, что тот и сам не войдет. И действительно, волчонок долго принюхивался ко входу, отводя назад уши и прижимая их к голове, припадал на передние лапы, вытягивал шею, но не осмелился даже на порог наступить.
Щенок уже вырос из молочного возраста и должен был питаться мясом. Теперь ему необходимо было понять, как добывается пища и как постоять за себя. В остальном Луури полагалась на природу.
Смешливый Ольвин, увидя ее с питомцем в первый раз, схватился за бока: волчонок пытался отнять у стоящей перед ним на четвереньках девочки изрядно потрепанную птичью тушку. Волк рычал на Луури, она – на него, в разные стороны летели перья, ни один не уступал. Горвинд наблюдал за ними с интересом. В конце концов тушка была разодрана надвое, и волчонок со своей добычей убежал в лес. Луури, отплевываясь от перьев, обратилась к Учителю:
– У меня получается?
Учитель одобрительно кивнул, а Ольвин рассмеялся:
– Но у волчонка, я вижу, получается лучше.
* * *
Через месяц Горвинд вполне поправился.
– Пришло время исполнить мое давнее намерение, – сообщил он как-то раз вечером у костра. – Собираюсь все же отправиться в давно задуманное путешествие.
– Куда пойдешь и когда тебя ждать? – спросил Ольвин.
– Надеюсь дойти как можно дальше – увидеть пирамиды, попасть в Багдад, – ответил Горвинд. – Так что ждите не скоро.
– Невеселая для нас новость, – заметил Ольвин. – Но, видно, для тебя это необходимо. Может, за это время и конунг забудет обиду.
– Не думаю, чтобы он забыл. Не таков его норов. Впрочем, я думаю не о конунге, а о новых знаниях. Отправлюсь этим же летом. Была бы моя воля – всю жизнь странствовал бы по свету. Совсем уйти не могу: здесь место моей силы.
Последнее его наставление Луури было немногословно: выжить и дождаться, не забывая ничего из того, чему он ее учил. С Ольвином Горвинд беседовал значительно дольше, они просидели у костра всю ночь. Луури уснула у ног Учителя, но несколько раз просыпалась, то от голоса своего второго воспитателя – тот что-то с жаром объяснял или доказывал Горвинду, – то оттого, что они оба над чем-то смеялись. Потом Учитель изменил позу, и она, проснувшись, увидела, что он что-то рисует для Ольвина на земле веткой, а пару раз она услышала свое имя.
Днем все вместе вернулись в дом. Рангула было обрадовалась, но, узнав новости, вздохнула и отвернулась к очагу.
В день отправления Горвинда она устроила настоящее пиршество на прощанье, больше обычного хлопотала над ним, а утром, немного смущаясь, протянула небольшой узелок.
– Мой муж привез мне это из последнего похода, – сказала она. – Здесь немного золота, пусть оно послужит тебе.
Горвинд был тронут, он долго искренне благодарил ее за все доброе, что она сделала для него, а Рангула лишь вздыхала и прятала глаза. Луури тоже вздохнула и грустно понурилась. Что ей оставалось делать? Просто ждать. Только на этот раз – не до весны, а гораздо дольше.
* * *
Время текло размеренно: осень – зима – весна… Ее сознание плыло по течению времени. Волчонок быстро вырос, все чаще убегал от нее в лес и скоро по праву стал называться Волком. Красивый здоровый зверь – он не боялся ни леса, ни людей. Иногда Волк прибегал поиграть или просто показаться, постоять и посмотреть на Луури. Он подходил очень близко. Тогда она садилась на землю и рассказывала ему, что ожидание Учителя все живет где-то глубоко на дне ее души. Он внимательно слушал, не отводя глаз, и, казалось, сочувствовал. Луури тоже быстро росла – Рангуле приходилось все чаще перешивать ее одежду. Ее волосы несколько раз отрастали ниже плеч, и она все так же безжалостно обрезала их. Но в последний раз Рангула возмутилась:
– Хватит, не годится тебе так уродовать себя, ты уже не маленький ребенок!
И Ольвин согласно покивал головой.
Не годится – так не годится. И она больше не стриглась, каштановые пряди лежали свободно.
Луури тщательно берегла все знания и воспоминания. Надо было выжить и дождаться, но она не теряла времени даром: помощь Рангуле становилась все более умелой, прогулки по лесу и к морю – все дальше, все дольше. Она нашла-таки в лесу те деревья-друзья, о которых ей говорил Учитель, – деревья ее силы. Теперь она часто наведывалась к ним, чтобы постоять, прислонившись к стволу – дыхание жизни дерева вливалось в нее, давало свежие ощущения и позволяло по-новому взглянуть на мир вокруг. Иногда она ночевала у такого дерева, свернувшись клубком на земле у самого ствола. Под одной сосной у нее было настоящее уютное гнездышко – углубление меж причудливо изогнутых у земли корней.
Деревья-враги пока были скрыты от нее, но она рассчитывала найти и их.
Ольвин не препятствовал ей отлучаться из дома надолго, но все же немного опасался за нее. Она ничего не спрашивала, когда уходила, – он ничего не говорил ей. Но вид у него был каждый раз недовольный. И еще она заметила, что он никогда не засыпал, не дождавшись ее, и, стараясь причинять ему как можно меньше беспокойства, решила возвращаться из леса в одно и то же время.
Во вторую зиму после ухода Горвинда Луури заметила кое-какие изменения в своем теле. По привычке отправилась было за разъяснениями к Ольвину, но интуиция подсказала ей, что эти вопросы следует задать Рангуле. И Рангула позаботилась о ней и все объяснила со свойственной ей тщательностью и вниманием. Луури было очень неспокойно, ночью она ежилась и раздраженно ворочалась, а когда наконец стала засыпать, вдруг наткнулась на нож Ольвина, лежащий между ними. Хотела убрать, но он не позволил, довольно грубо на нее прикрикнув. И она обиделась на него – первый раз в жизни.
А днем, чтобы развеять нахлынувшую грусть, решила заняться делом – поискать «те самые» деревья. Учитель объяснил в свое время, чем они опасны. Из его объяснений она поняла следующее: эти деревья не вызывают неприятных чувств, когда приближаешься к ним, не забирают твоего дыхания жизни («хотя, к слову сказать, есть и такие, но к ним ты и сама не подойдешь»). Наоборот, они манят тебя особой возможностью: увидеть мир, который вокруг тебя, как бы еще с одной стороны или со многих сторон одновременно. Двигаясь вокруг такого дерева, ты попадаешь в другой мир, и похожий, и не похожий на наш. «Говоришь, это прекрасно? А как ты узнаешь, насколько глубоко ты можешь туда зайти? И как вернешься обратно? Просто заглянуть? Бойся своего любопытства, девочка, не доверяй самой себе!»