Я же говорил про его «ай-кью»: он ни фига не врубился! Стоп-кран! В глазах все та же цель: цинично использовать мою невинность в своих корыстных целях. Почесал в своей репе и отдал команду:
«Приготовились... Начали!»
Я споро вынул из пистолета магазин, отведя назад его защелку. Проверил, нет ли патрона в патроннике: установил флажок переводчика-предохранителя в положение «од» (одиночный огонь — если кто не знает), отвел затвор в заднее положение и поставил на затворную задержку. Убедившись, что патрона нет, отпустил затвор.
Работал я быстро (сам себя не похвалишь — никто не похвалит). Заодно прислушивался, на какой стадии сейчас Клим, стоящий рядом. Я по звукам определил, что Серега чуть опережает меня, отделив затвор от рамки. Я нарастил темп: оттянул до отказа вниз спусковую скобу, отвел затвор назад и, приподняв его задний конец, дал возможность продвинуться вперед, потом отделил затвор от рамки и поставил на место спусковую скобу. И...
Вот невезуха! Клим первым снял со ствола возвратную пружину: «Старший сержант Климов разборку закончил!»
«Рядовой Бережной разборку закончил!» — кричать было бесполезно. Неважно, третий ты или второй. Ты — не первый.
Последним — с опозданием в пару секунд — с работой справился Туши Свет, который откликается и на «Суши Весла».
Собственно, мы работали с модификацией «стечкина» с глушителем «АПБ». Знаком я с такой штучкой, по чеченским горам с ней лазил. Глушитель повышает эффективность автоматической стрельбы, поскольку, кроме глушения, работает как своеобразный дульный тормоз и смещает центр тяжести вперед, что уменьшает подскок ствола и увеличивает устойчивость пистолета — по сути, штурмового оружия, одного из лучших для проведения спецопераций (это мое личное мнение), особенно в комплектации с лазерным целеуказателем.
Дошло дело до сборки.
«Время!» — дал отмашку Юрмин.
Сборка проходит в обратном порядке (если кто не знает). И снова первым с работой справился Клим. «Как машина», — отметил я. И снова застонал: «Нет, надо было принять синюю таблетку...» Я уже сто раз разбирал и собирал этот пистолет! Сколько можно, в натуре! Я мясорубку медленнее собираю! А в руках уже гранатометный комплекс!
В этот день я стонал много. Мечтал о вечернем чае. Центр спецподготовки относится к специальным войскам ВМФ, входящим в Силы общего назначения, и, как во всех флотских подразделениях, в центре было четырехразовое питание: завтрак, обед, ужин и вечерний чай. Во время курса на выживание ни о каком чае речь не шла, лишь что-то абстрактное типа раствора медного купороса с подсолнечным маслом.
Думал о том, что буду воображать себя дома, в кругу родных и близких. Думал о реальности в нереальной обстановке, словно меня действительно вытащили из матрицы и показали всю неприглядность реального мира. Я знал, что будет тяжело, но не предполагал... что так долго. Время тянулось и никак не могло лопнуть. Я ждал этого призрачного звука лопнувшего презерватива, чтобы сказать себе:
«Кончил!»
Это короткое слово все объяснило хотя бы мне, бойцу по кличке Земля. Я смог, доказал, я не такой, как все. Может быть, найдутся люди и посильнее, но я лучший среди них.
За эти несколько недель я прожил несколько тяжелых месяцев.
А вообще я не могу четко объяснить, зачем мне это. Наверное, я принадлежу к той породе людей, которым необходимо переломить себя, согнуть в такую дугу, которую трудно себе представить. Короче — назло маме уши отморожу.
Слегка увлекшись, я закончил сборку «грозы» последним. Но найти оправдание для меня — раз плюнуть. Я бы с такой «дурой» в разведку не пошел, говорю. Чтобы прицелиться из нее, мне придется по пояс вылезти из укрытия — это называется «Земля в иллюминаторе видна», — и меня грохнут. Переход с автомата на гранатомет медленный — спусковой крючок один, его еще надо переключить переводчиком. Пока я буду ковыряться...
Смекалистый инструктор хмыкнул: «Я понял: тебя грохнут. Ты прям как ходячая мишень. От армии не пробовал откосить?»
"Не-е, — улыбаюсь, И продолжаю забивать инструкторские уши: — Было дело — помогал другу откосить. Пристал, как репей: «Сломай мне ногу!» Специально для этого бейсбольную биту купил. Пошли с ним на стройку, тяпнули хорошенько. Я взял биту — и по голени со всей мочи! Смещение получилось дикое. Травматолог два часа орал: «Сумасшедший, сумасшедший случай!» Друг полтора месяца в больнице провалялся, потом еще с полгода на костылях скакал. А когда пришел на медкомиссию в военкомат, военврач категорически заявил: «К службе не годен. У тебя плоскостопие, друг!»
Короче, за байку мне выставили «пять». В итоге я сегодня наработал на тройку. Но это не «пара».
Перекур. Мы отошли в сторонку, и я затянул песню о том, как сын грустит о матери.
* * *
Влад увидел журналиста, когда над старым пирсом повисли сумерки. Лишь лампа, на ветру покачивающаяся у склада, робко тянула на себя темное одеяло наступающей ночи. Напротив, у разобранного и ржавого башенного крана, сгрудившегося бесформенной массой металлолома на железнодорожной платформе, и дальше, куда рыжие рельсы вели в тупик, было темно и безлюдно.
Влад шагнул навстречу журналисту и в мерклом свете заметил, как тот вздрогнул от неожиданности, увидав незнакомого человека. Его по-совиному расставленные глаза обладали, казалось, зрением ночного хищника.
— Привет, — негромко поздоровался Тульчинский, — я от Олега Колчина. Сам он не смог прийти.
«Сержант? — промелькнула первая мысль в голове Арутюнова. — Для сержанта староват. На вид ему слегка за тридцать».
— Я друг Олега, не бойтесь.
Арутюнов пожал плечами: «А я не боюсь». Хотя зябко повел плечами, стоя на периферии желтушного света и на пороге какой-то железобетонной тьмы: остов черно-серого приземистого здания словно пускал свои арматурные корни и глубоко под сырую землю, и к железнодорожному полотну. Неприятный холодок родился внутри еще на подступах к старому пирсу, где в 50-е годы находился деревообрабатывающий завод, а севернее — консервный. Сейчас от них остались полусгнившие бревна и проржавевшие банки, как-то нервно отреагировал на свои страхи Борис.
Так или иначе, слухи о гибели курсантов не могли не просочиться через высокий забор военно-морской базы, хотя бы потому, что вместе с экипажем погиб мичман Машбиц, которого в городке знали многие. Если бы Арутюнов не сидел в своем номере, набрасывая многостраничные портреты местных военных, то узнал о ЧП гораздо раньше сегодняшнего вечера. Молве, как известно, факты не нужны. А журналисту они были необходимы. И он начал со «свежей новости»:
— Меня интересуют подробности ЧП в вашей части...