— И как они вам? — спросил он так, словно его действительно интересовало ее мнение.
Она мысленно вернулась к событиям того дня. В тот день она поехала по магазинам, и ей надо было еще где-то убить полчаса до того, как настанет время забирать Люси из школы. Она заглянула к Дарвилю, и там ее покорили развешенные на стенах картины. В основном это были пейзажи, виды различных уголков острова, отраженные до таких мельчайших подробностей, что казалось, будто смотришь из окна.
— Больше всего мне понравилась та, на которой олень на просеке и падает снег. Она показалась мне такой… Даже не знаю, как объяснить… Глядя на нее, я почувствовала умиротворение. — Она постепенно оттаивала. — Но разве я что-то смыслю в искусстве? Я просто знаю, что мне нравится, а что — нет.
— В живописи только это и имеет значение, — сказал он.
Она почувствовала, что он говорит искренне. Она и сама не поняла, как сказала:
— Не хотите зайти в дом? Я как раз собиралась готовить кофе.
— Если только это вас не затруднит.
— Совершенно не затруднит.
У Элеанор были свои причины настаивать на этом. Она надеялась, что сможет занять его до тех пор, пока не проснется Люси. А там нужно только шепнуть ей, чтобы сняла белье с веревки, и он уйдет ни с чем.
— Надеюсь, вы пьете неразбавленный, — сказала она, впуская его в дом. — А то у меня закончилось молоко. До города долго добираться, поэтому я обычно жду, пока наберется полный список покупок.
— Черный кофе меня вполне устроит.
Они как раз шли по коридору на кухню, когда он остановился, чтобы поближе рассмотреть одну из семейных фотографий на стене, на которой был изображен Джо в военной форме.
— Ваш муж?
— Да.
Она почувствовала легкое беспокойство. Ему ничего не стоит сложить два и два и понять, что если ее муж на войне, то мужских маек на веревке быть не должно.
— Во флоте служит, как я вижу. На какой базе?
— По последним сведениям, на Филиппинах. Довольно сложно отследить. Иногда неделями ждешь письма, а потом разом приходит целая пачка.
Она молилась про себя, чтобы он не спросил о майках. Как она тогда будет выкручиваться?
— Он воюет за свою страну. Я считаю, что это долг каждого. — Неожиданно лицо Уильяма стало каменным. — Я хотел пойти добровольцем, но меня не взяли из-за вот этого.
Он похлопал по хромой ноге, слегка скривившись, словно от боли, хотя она чувствовала, что если он и испытывает боль, то скорее душевную, нежели физическую. Он наверняка переживал, как и любой другой годный к военной службе мужчина на его месте, которого не пустили на фронт, что оказался на втором плане.
— Как вы ее повредили? — спросила она, глядя на его ногу.
— Я сломал ее еще в детстве, когда катался на лыжах. Почти все кости были раздроблены. Эта чертова штука так и не срослась правильно.
— Считайте, что вам повезло.
Она увидела, что на его лице промелькнуло удивление. Такая точка зрения в те времена была по меньшей мере непопулярной, но разве недостаточно было смертей и разрушений, вызванных войной? Майра Брукбэнк потеряла сына в битве под Тэбруком, а буквально на прошлой неделе Нелли Жерард пришло извещение о том, что самолет ее мужа был сбит над Батаном. Сама же Элеанор каждую ночь молилась, чтобы Джо вернулся целым и невредимым.
— Не думаю, что моя жена согласилась бы с вами. Сейчас иметь мужа дома, а не на войне, как-то даже зазорно.
Он старался говорить непринужденно, и все же она уловила оттенок горечи в его голосе. Элеанор была потрясена до глубины души. Что это за жена такая, которая предпочла бы погибшего героя живому мужу?
Они обменялись понимающими взглядами. Потом они оказались в кухне. Она зажигала плиту, и миг единства был упущен.
— Вы завтракали? — спросила она, наполняя кофейник водой из-под крана. — Я могла бы соорудить вам что-нибудь перекусить.
— Спасибо большое, но я и без того уже доставил вам изрядно хлопот, — ответил он.
Судя по виду, ему было очень неловко — как человеку, который не привык, чтобы над ним тряслись. Но она заметила, как он смотрел на свежеиспеченный хлеб на столе, поэтому проявила настойчивость:
— Мне это совсем несложно. У меня могут закончиться запасы провизии, но вот чего всегда в избытке, так это яиц.
Она пояснила, что решила заняться разведением птицы, чтобы продавать яйца и зарабатывать на этом, но после того как продукты стали распределять, большую часть того, что несли куры, съедали они с Люси.
Она подошла к холодильнику и достала оттуда ведерко яиц. На некоторых из них до сих пор были прилипшие перышки. Остановившись у кухонного стола с потрескавшейся плиткой, которую Джо так и не собрался поменять, она выбрала с полдюжины самых крупных, осторожно завернула каждое в газету и сложила в бумажный пакет. Этот пакет она протянула Уильяму.
— Вот, отвезете домой. Бесплатно, — сказала она в ответ на его предложение заплатить. Он начал было возражать, но она настояла на своем. — Вы этим ничего не добьетесь. Я всегда все делаю по-своему.
— Всегда? — Он удивленно приподнял бровь.
— Ну, почти всегда, — улыбнулась Элеанор в ответ, чуть не забыв, зачем его сюда пригласила. Ей нравилось его присутствие в кухне — еще один взрослый, с кем можно соблюсти утренний ритуал. От этого она чувствовала себя не так одиноко. — Это совсем несложно, когда единственный, кто может вам возразить, почти в два раза вас меньше.
Хотя Люси порой не уступала ей в упрямстве.
Они беседовали, пока она резала хлеб и выкладывала на сковороду кусочки бекона. Уильям тем временем рассказывал о сыне. О том, как пятилетний Дэнни учился кататься на велосипеде. Он падал чаще, чем держался верхом, но все равно не сдавался, пока у него наконец не получилось. Нежность, которой светилось лицо Уильяма во время рассказа, придавала его чертам привлекательность, которая не имела никакого отношения к внешней красоте. Это вдруг заставило Элеанор задуматься о том, как выглядит она сама — снующая по кухне в халате и тапочках, расставляющая тарелки, выкладывающая салфетки, наливающая кофе ему в чашку.
Она как раз собиралась идти будить Люси, которая даже и не думала сама просыпаться, как вдруг задняя дверь дома распахнулась. Элеанор застыла, увидев на пороге Йоши. Паренек выглядел не менее испуганным. При виде незнакомого мужчины за столом он замер в дверях. В руке у него было пустое ведро, которое он принес, чтобы собрать объедки со стола и смешать их с собачьим кормом. Ведро выскользнуло и с грохотом покатилось по полу. Элеанор наконец стряхнула с себя оцепенение и, издав сдавленный крик, закрыла рот ладонью.
Уильям вскочил на ноги и бросился к ней, словно чтобы заслонить. Во избежание недоразумений она поспешила все объяснить.
— Это не то, что вы подумали. Он… он друг. Все в порядке, Йоши, — успокоила она мальчика. — Ты в безопасности.