Она резко развернулась к Уильяму и бросила на него горящий взгляд, словно вызов. Напряжение, повисшее в воздухе, зрело как нарыв, который вот-вот должен лопнуть. Уильям не сводил глаз с Йоши, начиная понимать, что к чему. Элеанор мысленно заклинала его не спешить. Наконец Уильям нарушил тишину.
— Как тебя зовут? — спросил он у мальчика почти доброжелательно.
Йоши не отвечал, понурив голову. В свои восемнадцать он был еще совсем мальчишкой с хрупким телосложением и неровно подстриженной челкой, которая рваной бахромой падала на лоб.
— Он не очень хорошо знает английский. Но я клянусь, он совершенно безобиден, — поспешно, а потому запинаясь, сказала Элеанор. Перед началом войны Йоши работал с Джо на рыбацкой лодке. Йоши — сирота, но для них он стал почти родным, к тому же усердием и трудолюбием он не уступал людям вдвое старше. После того как Джо ушел на войну, она позволила Йоши и дальше спать на лодке. Когда в прошлом месяце до нее дошли слухи о том, что всех американцев японского происхождения будут сгонять в концлагеря, она решила спрятать его у себя в сарае. А когда за ним пришел шериф ЛаПорте, она сочинила историю о побеге Йоши. Она прекрасно понимала, на какой риск идет — если Йоши поймают, ей грозит тюрьма, — и все же не могла смириться с мыслью, что его заберут, хотя он ничего противозаконного не совершил.
Она бросила на Уильяма взгляд, полный мольбы.
— Вы ведь никому не скажете, правда?
Она открыла секрет только Люси. Могла ли она ожидать от только что встреченного мужчины, что он его сохранит? От мужчины, которого признали негодным носить форму, который, вполне возможно, захочет урвать кусочек славы, чтобы прослыть героем хотя бы в глазах жены.
У нее все оборвалось внутри, когда Уильям медленно, с отвращением покачал головой. «Мы пропали, — подумала она. — Сейчас он скажет, что я позорю мужа и свою страну». Она чувствовала, как в ожидании этих слов в ней закипает злость. Какое он имеет право судить ее или Йоши? Он не видел, как за ничтожную плату мальчик усердно трудился там, где гнули спины люди в два раза больше него. И даже сейчас он был благодарен за каждую кроху, не жаловался и сносил все, что другие на его месте сочли бы унижением. И что же, черт возьми, патриотичного в том, чтобы сажать ни в чем не повинных людей, американских граждан?! Стыдно должно быть тому, кто с этим мирится. И если ее накажут, то она, по крайней мере, отправится в тюрьму с чистой совестью.
Уильям заговорил, но его слова не сразу проникли в ее сознание сквозь бурю нарастающего внутри негодования.
— За кого вы меня принимаете? — спросил он.
— Откуда же мне знать! — отрезала она, выпячивая подбородок.
— Вы ведь знаете, что я люблю собак.
Он поднял ведро, которое уронил Йоши, и подал его мальчику. Когда Уильям выпрямился, она увидела, что гость улыбается.
Однако Элеанор до сих пор смотрела на него с подозрением. Она была не из тех женщин, которые легко поддаются чарам обаятельного ирландца с улыбкой наготове.
— Гитлер тоже, насколько я слышала.
— Вы действительно думаете, что я бы его выдал? — Он бросил взгляд на Йоши.
— Вы могли бы счесть это своим патриотическим долгом.
— Патриотическим? — Он презрительно фыркнул и, повернувшись, обратился к Йоши: — Расслабься. Я буду нем как рыба. — Мальчик смотрел на него растерянно, и Уильям продолжил, на этот раз более жестко: — Но вам нужно быть осторожнее. Если вас изобличит кто-то другой, все может обернуться иначе.
Йоши медленно кивнул и сильно побледнел. Элеанор прекрасно понимала, каково ему сейчас: мальчик, еще не успев до конца проснуться, шел спотыкаясь по двору, уставившись себе под ноги, и не заметил припаркованного на дорожке «паккарда».
«А ведь он прав, — подумала она. — Мы непозволительно расслабились и чуть было за это не поплатились».
— Я… очень вам благодарен, сэр, — выдавил Йоши на ломаном английском.
— Можно без «сэр». Друзья называют меня Уильям. Или просто Уил. А теперь… — Он повернулся у Элеаноре и уже мягче сказал: — Не найдется ли здесь местечко и для Йоши? Думаю, мы должны поближе узнать друг друга, раз уж я собираюсь быть с вами заодно.
— Заодно в чем? — спросила она настороженно.
— Вы же не думаете, что я просто уйду и сделаю вид, что ничего не случилось? — недоуменно ответил он.
Она вся сжалась.
— И что же вы предлагаете?
— Ну, вы ведь не хотите, чтобы люди задавали лишние вопросы, поэтому с этого момента я буду сам доставлять вам продукты, — начал перечислять Уильям, словно за тот короткий миг, на который у нее перехватило дыхание, успел все для себя решить. — Иначе стоит только кому-нибудь заинтересоваться, почему вы покупаете продуктов столько, чтобы хватило прокормить троих, как сюда тут же нагрянет местная оборона.
— А разве вы не вызовете у них подозрение? — спросила она.
Он пожал плечами.
— Может, и вызову, но мне-то скрывать нечего.
Она откинула голову назад и сверху вниз посмотрела на высокого мужчину с суровым лицом и копной непослушных черных волос, которые не мешало бы причесать. Она испытывала странную смесь благодарности и еще теплившегося недоверия. Зачем ему это? Они едва знакомы, а Йоши он и вовсе не знал.
— Пусть так, но если вас все же поймают, то проблем не избежать, — предостерегла она. — Зачем подставлять свою шею?
— Хотя бы для того, чтобы быть уверенным, что в этом помете будет щенок, предназначенный мне, — сказал он, расплываясь в улыбке. — А может, я просто сумасшедший. Кто знает… Но в любом случае вы не в том положении, чтобы отказываться.
— Этих доводов хватит с головой, чтобы победить в любом споре, — сказала она, шутливо поднимая руки вверх, словно признавая свое поражение.
После чего Уильям как ни в чем не бывало уселся за стол, постелил на колени салфетку и, глядя, как она разбивает на сковороду яйца, сказал:
— Обжарьте их, пожалуйста, с обеих сторон.
Когда Элеанор, дочь пастора, вышла замуж за Джо Стайлза, ей было девятнадцать и она была беременна от другого мужчины. Джо был на десять лет старше ее и не считался завидным женихом. Простой работяга, рыбак по профессии, с мозолистыми руками и лицом морщинистым и обветренным, как кусок старого брезента. Но у него было одно существенное преимущество: он с удовольствием принял ее, когда все остальные от нее отвернулись. К чести его будет сказано, Джо вел себя так, будто это Элеанор сделала ему большое одолжение, а не наоборот. Он ни разу не попрекнул ее и не пристыдил, как это делали родители. А когда родилась Люси, то полюбил ее как родную. Не важно, что она не испытывает к нему страсти, решила про себя Элеанор. Эта самая страсть уже однажды довела ее до беды. Зато Джо дал ей намного больше: безоговорочную любовь.
Конечно, она не отрицала, что жизнь с Джо не была пределом ее мечтаний, когда в девятнадцать лет она закончила школу секретарей. На свою первую работу она устроилась в фирму Уайта и Коннера. Несмотря на умение печатать на машинке и стенографировать, в жизни она была крайне неопытна. Что же касается ее босса, то он, в отличие от Элеанор, успел много чего повидать. Лоуэлл Уайт был красив той порочной красотой, от которой у девушек просто дух захватывало. От него веяло ночной жизнью, коктейлями и женщинами с ярко-алыми губами, которые вились вокруг него, как струйка дыма от сигареты, навсегда прилипшей к уголку его рта. К тому же он был довольно ловким дельцом. Большая часть их семейного богатства была утеряна во времена Великой депрессии. Но Лоуэлл смог извлечь выгоду из резкого экономического спада, по бросовым ценам выкупая недвижимость, чтобы потом, дождавшись, когда цены снова поднимутся, перепродать ее. К тому времени как Элеанор устроилась к нему на работу, он уже владел обширными участками земли и был фантастически богат. Ему принадлежал самый роскошный дом на острове и пятидесятифутовая яхта.