– У меня никогда не было земли, Данбар, поэтому я не знаю, что чувствует человек, когда ее теряет.
Кузнец покраснел и поднял голову.
– Теперь я вспоминаю, почему не любил тебя, Джек Кейд.
В течение нескольких секунд они сверлили друг друга взглядами, но затем кузнец глубоко вздохнул.
– Имей в виду, если ты убил магистрата, я не вижу в этом ничего зазорного и готов назвать тебя другом. Он получил то, что заслужил.
– Я не убивал… – начал было Джек, но толпа заревела, и он лишь смущенно захлопал глазами.
– Нам нужен человек, который выразил бы наше недовольство в Мейдстоне, – сказал Данбар, положив ему руку на плечо. – Человек, который мог бы взять этих ублюдков за горло и трясти их до тех пор, пока они не вспомнят, что такое справедливость.
– Я не тот человек, – ответил Джек, освобождаясь от его руки. – Я пришел за своим мальчиком, вот и все. Теперь уйди с дороги, Данбар, иначе, честное слово, пожалеешь.
Он решительно отодвинул кузнеца в сторону, подошел к телу сына, раскачивавшемуся на веревке, и посмотрел на него с выражением глубокой скорби на лице.
– Мы пойдем туда в любом случае, Джек, – сказал Данбар, повысив голос. – Нас здесь шестьдесят человек, но тысячи людей возвращаются из Франции. Мы собираемся показать им, что не позволим так обращаться с жителями Кента.
Из толпы донеслись одобрительные крики, но все взоры были прикованы к Джеку, который достал нож и перерезал веревку. Пэдди и Эклстон подхватили тело и осторожно опустили его на камни. Джек взглянул на распухшее лицо сына и смахнул с глаз слезы.
– Никогда не был в Мейдстоне, – сказал он, подняв голову. – Там будут солдаты. Тебя убьют, Данбар, и всех остальных тоже, будь вы жители Кента или нет. Они натравят на вас собак и костоломов, и вам не останется ничего иного, кроме как извиниться и убраться восвояси. Я не сомневаюсь в этом.
– Если нас будет тысяча, у них ничего не выйдет, Джек. Им придется выслушать нас. Мы заставим их.
– Нет, приятель, они пошлют против вас таких же людей, как и вы. Сами они укроются в своих роскошных домах, а крутые лондонские парни будут проламывать вам черепа. Советую тебе, Данбар, прислушаться к словам человека, который знает, что говорит.
Кузнец в раздумье потер ладонью шею.
– Может быть, будет так, как ты говоришь. А может быть, мы найдем справедливость. Ты пойдешь с нами?
– Я ведь уже сказал, что не пойду. Ты задаешь мне этот вопрос, в то время как мой сын лежит здесь. Бейлифы и судьи уже достаточно забрали у меня, ты не находишь? Иди своей дорогой, Данбар. Меня твои проблемы не касаются.
С искаженным душевной болью лицом он опустился на колени рядом с телом сына.
– Ты заплатил высокую цену, Джек, Господь свидетель. И может быть, у тебя действительно нет причин идти вместе с кентскими парнями требовать у людей короля справедливости, которую они выказывают только в отношении богатых.
Кузнец наблюдал за тем, как Джек выпрямился, прекрасно осознавая, что этот обожженный огнем и закопченный сажей человек имеет при себе ужасный нож, лезвие которого было длиной с его предплечье.
– Спокойно, Джек, – сказал он, поднимая вверх руки. – Нам нужны опытные люди. Ты ведь был солдатом, не так ли?
– Я испил свою чашу до дна, – произнес Джек, задумчиво глядя на людей в толпе.
Многие из них выглядели крепкими и сильными. Эти беженцы наверняка не были горожанами. Было видно, что всю жизнь они зарабатывали свой хлеб тяжким трудом. Почесывая шею, он чувствовал на себе их взгляды. У него пересохло во рту, и его мысли блуждали подобно лодкам, медленно плывущим по широкой реке.
– Говоришь, тысяча человек? – нарушил он наконец молчание.
– Или больше! – с энтузиазмом отозвался Данбар. – Достаточно, чтобы поджечь несколько домов и проломить несколько черепов. Так ты с нами, Джек? Возможно, это твоя единственная возможность задать жару королевским бейлифам.
Джек взглянул на Эклстона, стоявшего с непроницаемым лицом. Пэдди ухмылялся своей ирландской ухмылкой, радуясь перспективе продолжения хаоса, среди которого они пребывали с самой ночи. Неожиданно для себя Джек услышал собственный голос:
– Пожалуй, это работенка по мне, Данбар. Этой ночью я сжег два дома, так что опыт у меня есть.
– Отлично, Джек! – воскликнул Данбар, расплываясь в улыбке. – Сначала мы пройдем по деревням и соберем вернувшихся из Франции – а также всех, кто разделяет наши чувства.
– Не торопись, Данбар. Я не собираюсь выполнять твои приказы. Тебе нужен опытный человек? Ты даже еще не житель Кента. Да, сейчас ты живешь здесь, Данбар, но родился ты в другом месте, в одной из тех деревень, где овцы убегают при виде человека.
Он перевел дух, и в это время в толпе послышались смешки.
– Ладно, ребята. Я поведу вас в Мейдстон и буду проламывать черепа, как вы просили. Даю слово, Данбар.
Кузнец вновь густо покраснел и кивнул.
– Отлично, Джек!
Кейд окинул взглядом толпу, пытаясь отыскать знакомые лица.
– Я вижу тебя, Рональд Пинчер, старый ублюдок. Неужели твой постоялый двор закрыт сейчас, в то время как здесь собралось столько запыхавшихся людей? Я как раз испытываю жажду, а ты тот самый человек, который может ее утолить, пусть даже тем паршивым пивом, которое подают в твоем кабаке.
Он поднял брови, поскольку ему в голову пришла неожиданная мысль.
– Думаю, бесплатная выпивка для кентских парней в такой день, как сегодня, не повредила бы, а?
У хозяина постоялого двора эта идея явно не вызвала восторга, но у него не было выбора, и он молча кивнул с мрачным видом, вызвав ликование людей, которые начали причмокивать губами в предвкушении удовольствия. Когда толпа двинулась в сторону постоялого двора, Данбар бросил взгляд в сторону Джека и двух его друзей. Они оставались возле виселицы.
– Ты идешь? – крикнул Данбар.
– Иди, я найду тебя, – ответил Джек хриплым голосом, не глядя на него. Когда площадь опустела, его плечи содрогнулись от рыданий. Данбар видел, как этот большой человек аккуратно взвалил тело сына на плечо и, в сопровождении шедших по бокам Пэдди и Эклстона, направился в сторону церковного двора, чтобы похоронить своего мальчика.
Уильям де ла Поль поднялся по винтовой деревянной лестнице в располагавшуюся наверху комнату. Это помещение со спартанской обстановкой служило жилищем человеку, занимавшему весьма престижную должность начальника гарнизона Кале. Сквозь узкие прорези окон в каменной стене, у которой стоял маленький стол, виднелось серое море с белыми барашками волн. До слуха Уильяма доносился нескончаемый гомон чаек, паривших в восходящих потоках ветра над побережьем. В комнате было холодно, несмотря на потрескивавший в камине огонь.