Вздохнув, Львиносвет снова принялся за еду. Дрозд оказался свежим и сочным, однако от него так сильно пахло Гремящей тропой, что не будь Львиносвет так голоден, ему вряд ли удалось проглотить хотя бы кусочек.
Когда с едой было покончено, Крапинкины котята затеяли шумную возню с опавшим листом. Они с писком носились по палатке, пихались и боролись на полу друг с другом. Наконец, Прыгун — самый большой и сильный из них — игриво подтолкнул лист Львиносвету.
Тот весело отбросил лист котенку, и вдруг почувствовал, как все его тревоги и страхи растаяли сами собой. Он всегда любил играть с котятами, и у себя в лагере никогда не отказывался повозиться с малышами. Крапинкины котята были сильными и крупными, в Грозовом племени им уже скоро пришло бы время становиться оруженосцами.
«Скоро их нужно будет учить драться и охотиться. Интересно, смогут ли здешние коты как следует воспитать их?»
Остролистая тоже включилась в игру, и гонялась за листом до тех пор, пока обессилевшие и запыхавшиеся котята не вернулись под материнский бок.
— Славные малыши, — пропыхтел Львиносвет, растягиваясь на полу рядом с Крапинкой. — Они вырастут в сильных котов!
- Надеюсь, — прошептала Крапинка и наклонилась, чтобы пригладить взъерошенную шерстку Прыгуна. Потом подняла голову и еле слышно сказала: — Если вы подозреваете Сола в чем-то плохом, то ошибаетесь.
Похолодев, Львиносвет переглянулся с сестрой н увидел изумление, мелькнувшее в ее зеленых глазах.
«Как много знает эта кошка?»
Но Львиносвет был слишком потрясен, чтобы задать этот вопрос. Несколько мгновений все молчали, а потом Крапинка сказала:
— Сол ни за что не будет пачкать лапы. Если ему что-то понадобится, это сделает кто-нибудь другой — по наущению Сола или просто из желания угодить ему. Вы никогда не сможете ни в чем обвинить его.
В голосе Крапинки слышалась какая-та затаенная тоска, словно она хоть и понимала, какое зло причинил Сол здешним котам, но все равно продолжала грустить о нем.
— Сол отец твоих котят? — спросила Остролистая, ласково дотрагиваясь хвостом до бока крапчатой кошки.
— Нет, — покачала головой Крапинка. — Их отец ушел, когда собаки стали нас донимать. — Она помолчала, а потом с вызовом добавила: — Я бы хотела, чтобы Сол был их отцом! Я знаю, все считают, будто он нас предал, но ведь мы сами решили сражаться с собаками! Он не заставлял нас это делать.
«Нет, но он сделал так, что у вас не осталось другого выбора. И еще он хладнокровно бросил вас, когда вы пошли на смерть».
Вслух Львиносвет ничего этого не сказал. К чему зря тратить слова? Ясно же, что Крапинка по уши влюблена в Сола и не желает знать правду.
Он снова переглянулся с Остролистой. Об Угольке не было сказано ни слова, но Львиносвет и так знал, что смерть серого воителя занимает все мысли Остролистой.
Крапинка снова склонила голову и принялась вылизывать своего котенка. Потом негромко добавила:
— Если Сол когда-нибудь вернется, я буду счастлива...
Воробей беспокойно ворочался на голой земле. Сколько же еще он будет спать без нормальной подстилки? В последнее время Листвичка давала ему столько заданий, что у него просто не было времени нарвать для себя свежего мха.
— Мне нравится, когда в палатке свежий воздух, — сказала она вечером.
Нравится ей! Воробей снова завертелся, пытаясь загородиться от холодного предрассветного ветра.
И тут он услышал, как кто-то прошел с другой стороны от ежевичного полога. Насторожив уши, Воробей уловил запах Листвички и свежий аромат мха, зажатого у нее в пасти.
«Наконец-то! Не могла меня попросить нарвать, что ли? — У Воробья даже лапы зачесались от раздражения на Листвичку, которая в последнее время словно назло норовила делать все важные дела без его участия. — Неужели она думает, что я мох не смогу нарвать?»
Но он отлично знал, что спорить нет смысла. Встав с голой земли, Воробей молча помог Листвичке разложить свежий мох возле лужицы с водой, где обычно лежали больные коты.
— Еще принести? — сухо спросил он, когда работа была закончена.
Вместо ответа целительница буркнула что-то нечленораздельное, так что Воробей едва удержался, чтобы не спросить, какая блоха ее укусила. Спрашивать было бесполезно.
«Она только еще больше разозлится. Единственный способ получить ответы — это найти их самому!»
Раскладывая мох, Воробей пытался перенестись в прошлое и добраться до самых ранних своих воспоминаний. Острый коготь одиночества снова и снова впивался в его сердце.
«Вместе с Львиносветом и Остролистой вспоминать было бы гораздо проще!»
Он мучительно вспоминал долгое, холодное путешествие, глубокий снег, бесконечный путь следом за материнским запахом...
«За запахом Белки! Она мне никакая не мать».
Застыв над мхом, Воробей попытался перенестись в тот далекий заснеженный лес. Он тщательно просеивал запахи: вот это его собственный, это запахи Львиносвета, Остролистой и Белки... а это чей? Так-так-так, кто тут у нас? Еще одна взрослая кошка, большая, теплая, пушистая. Раньше Воробей никогда об этом не вспоминал, но теперь точно знал, что эта кошка все время была вместе с ними, она шла перед Белкой, прокладывая дорогу сквозь снег...
11 о что это была за кошка? Значит, это она помогла Белке отнести нас в лагерь?
Нужно было срочно расспросить кого-нибудь из котов, кто был в Грозовом племени, когда Белка принесла троих котят в лагерь. Но это должен быть кот, которому его расспросы не покажутся подозрительными, и который никому ничего не расскажет...
Ответ пришел сам собой.
«У нас в лагере не так много котов, которые не любят сплетничать!»
— Схожу, принесу еще мха, — буркнул Воробей п поспешно бросился к выходу, чтобы Листвичка не успела его остановить. Однако выбравшись на поляну, он направился не к выходу, а к раскидистому кусту, где жили старейшины.
— Кисточка! — позвал Воробей, ныряя под веткужимолости.
Костлявая бурая кошка мирно дремала под кустом.
— У тебя хвост горит или на лагерь напали лисы? — сердито рявкнула она, подавляя зевок. — Никакого покоя нет, что же это за племя такое...
— Прости, — пробормотал Воробей и сердито выругал себя за неловкость. Нечего сказать, хорошее начало для беседы!
— Ничего страшного, — добродушно утешил его Долгохвост. Сидя возле Кисточки, слепой кот вылизывал шерсть после сна. — Нашей Кисточке дай только волю, она до вечера проспит! Ей все равно вставать пора.
Кисточка раздраженно зашипела, а потом спросила:
— Ну, чего тебе надо?