Перед тем, как вылезать из машины, я сдвинул обе боковые занавески в салоне и осмотрелся. На фронтоне двухэтажного особнячка, где располагался ресторан, неизвестный художник изобразил трех аппетитных розовых свинтусов: Наф-Нафа, Ниф-Нифа и Нуф-Нуфа. Троица беспечно водила хоровод, свысока поглядывая вниз — туда, где у самого входа в ресторан припарковалось несколько автомобилей. Возле крайнего авто, обшарпанной голубой «девятки», мрачно покуривала пара длинноволосых кожаных личностей с пиратскими серьгами в ушах. На месте нарисованных поросят я не был бы столь беззаботен: любой из этих мощных парней внизу мог быть серым волком, жаждущим бесплатной свинины.
— Спокойное, значит, местечко? — с сомнением переспросил я. Детины с серьгами мне не слишком нравились. Когда я был генконсулом в Амстердаме, такая же пара конфисковала в переулке мой позолоченный «роллекс».
— Спокойнее не бывает, — уверил меня Сердюк. — Тихое, уютное и...
В ту же минуту зеркальные створки приоткрылась, и из ресторана вниз по лестнице кубарем выкатился еще один кожаный парень, только щуплый и обритый наголо. Вдогонку парню полетела черная фуражка с высокой тульей. По-бабьи визжа, щуплый подхватил фуражку с земли и нырнул в обшарпанную «девятку». Мрачные детины разом побросали сигареты и приняли боевую стойку.
— Зараз почнется бийка, — неодобрительно проворчал Яша.
— Да не будет здесь никакой драки, — поспешно возразил Сердюк.
Тут же зеркальная дверь распахнулась настежь. Трое розовых мордатых официантов, похожих на заматеревших поросят с фронтона здания, стали пинками выбрасывать прочь какого-то пестрого взъерошенного типа — в темных очках и тоже с серьгой в ухе. На щеке его набухала здоровенная блямба.
— Дуся! — истошно завопил пестрый, вырываясь. — Наших бьют! Фейс мне попортили! Кепарик мой зажали!
На женское имя Дуся отозвался один из кожаных молодчиков. Издав нечленораздельный крик, он прямиком бросился к лестнице. Второй последовал его примеру, по пути разматывая велосипедную цепь. Силы сразу уравновесились: трое на трое. Официанты оказались даже в худшем положении, поскольку из оружия у них имелись только белые полотенца. Увидев, что к противнику спешит подкрепление, поросята поторопились бросить свою жертву и организованно отойти. Дверь захлопнулась.
Стоило врагу ретироваться, как пестрый сразу ощутил себя авангардом свежих сил.
— Дерьмо! — проорал он, резво бросаясь в контратаку. — Гвардия умирает, но не сдается! Аллон, энфан де ля патри! Кто любит меня, за мной! И на вражьей земле мы врага разобьем!
Створка зеркальной двери брызнула под ударом велосипедной цепи. Кожаный Дуся с напарником, ведомые типом в очках, с победными воплями вломились в освободившийся проем. Здание сотряслось от стеклянного звона, топота и громких криков. Через минуту взорвалась осколками и вторая створка: это трое нападавших другим путем вылетели из ресторана обратно. Теперь вторую щеку пестрого типа украсила новая блямба, больше прежней. Зато на его макушке появилось ядовито-зеленое страшилище с козырьком, в каких у нас на Крещатике не рискуют показаться даже отъявленные панки. По-моему, этот жуткий головной убор я уже сегодня где-то видел. Но где — убей Бог не помню. Точно, что не в Кремле.
Остальные два бойца выглядели еще менее браво. Через всю физиономию кожаного детины с цепью протянулась зигзагообразная царапина. Молодчик по имени Дуся, пошатываясь, обеими руками держался за голову. В первый момент мне показалась, будто голова и плечи его залиты кровью. Однако знакомый вкусный запах, распространившийся по улице, быстро разубедил меня. Это была совсем не кровь.
— Я же говорил — кухня здесь хорошая, — удовлетворенно заметил Сердюк. — Глядите, какой наваристый у них... ого, и с клецками! Пальчики оближешь.
— Скильки борща загибло, — вздохнул хозяйственный Яша. — Не вмиють люды исты...
— Не умеют, — согласился Сердюк, внимательно наблюдая за поспешным отступлением троицы. — Непрофессионалы, Василь Палыч. Кто ж так по-дурацки, в лоб, штурмует здание?
Прежде, чем влезть в автомобиль, пестрый извлек оттуда за ухо наголо обритого парня и от души влепил ему разок-другой по морде, приговаривая: «Остальное — дома!». После чего все четверо торопливо загрузились в голубенькие «жигули». Выпустив клуб сизого дыма, машина скрылась из виду. Никто ее не преследовал.
— Путь свободен, шановные паны, — объявил мой референт таким тоном, будто это он и расчистил нам его, ежеминутно рискуя жизнью. Но на благодарность, так и быть, не напрашивается.
Рано или поздно простосердечное нахальство Сердюка меня доканает, подумал я и сделал знак охране: на выход.
Если не считать вдребезги разбитых дверей, следы минувшей схватки в ресторане были почти не видны. Разве что к потолку в вестибюле прилипло немного винегрета, да еще высокий метрдотель, встречая новых посетителей, предпочитал держаться к нам правым боком. Вид его правой половинки лица был не слишком приветлив.
— Нам отдельный кабинет, — торжественно проговорил Сердюк, который возглавлял процессию.
— Пожалуйста, на второй этаж, — слегка пришепетывая, ответил метр. Бьюсь об заклад, шепелявым он стал совсем недавно.
Не успели мы расположиться в кабинете, как возник хмурый официант — один из трех мордатых поросят, теперь уже с синяком под глазом. Поросенок окинул нашу компанию подозрительным взором. Особого его внимания удостоились бицепсы моего референта.
— Что будем брать? — сухо спросил у нас мордатый официант. По-моему, больше всего его бы устроил ответ: «Ничего».
Однако на Сердюка уже накатил приступ гастрономического патриотизма.
— Борщ с клецками, галушки со сметаной, копченое сало с чесноком, — распорядился он, не заглядывая в меню. — По пять больших порций. И зелени к ним.
— Галушек и сала давно не держим-с. — Поросенок-официант покосился на жовто-блакитный флажок, нарочно выставленный Сердюком на середину стола. — Спроса нет. А борщ с клецками только что кончился. Был, но весь вышел.
Шофер Яша разочарованно присвистнул. Он уже знал, куда именно вышел этот борщ.
— А что у вас вообще-то есть? — сердито осведомился Сердюк, стараясь не встречаться со мною глазами. — Из нормальных, из человеческих то есть блюд? — Нарвавшись на препятствие, его умеренный патриотизм по части съестного вот-вот грозил обернуться оголтелым гастрономическим национализмом.
— Из ваших есть только котлеты по-киевски, — исподлобья буркнул официант, не выпуская из виду флажок. — С овощным гарниром. Будете брать или нет?
Поджаристые куриные котлеты на косточках только по названию имели отношение к украинской кухне. Но делать нечего.
— Будем, — поспешно откликнулся я, чтобы не дать международному конфликту разгореться. Сколько ни учу своего референта дипломатии, все как об стенку горох. — И минеральной водички принесите, запить.
— Нашей, «Крымской»! — добавил Сердюк, выпячивая грудь.