Очень маленькая война за Конституцию и Порядок в чужих холодных горах отобрала у Заварзина все и оставила ему лишь жалкий обрубок жизни, словно в насмешку. Мне вдруг стало ужасно стыдно, что я — молодой, здоровый, зрячий — целых полчаса допрашивал в темноте этого безумного несчастного инвалида и даже чуть не арестовал его, всерьез заподозрив в терроризме. Ну до чего же паскудная иногда у меня работа...
— ... Президе-е-ента! — что есть сил выдохнул невидимый Заварзин и снова застучал железом в стенку. — Слышите, вы? И Генерала! И лысого гада! Всех убить, всех! Давайте, вяжите меня!
— Простите, Глеб Иванович, — покаянно забормотал я, разыскивая входную дверь на ощупь. — Я, пожалуй, пойду. Служба такая.
Вслед мне донеслось неистовое:
— И Президента!.. Генерала-иуду!.. Лысого!.. Всех!.. Две-е-ерь! Дверь за собой, кому говорю!.. Вяжите меня, суки!.. Зачистка территории, на хрен!.. Минус двадцать пять, на хрен!.. И из гранатомета, из гранатомета по всему, что движется!..
Сбегая вниз по лестнице, я еще долго слышал эти приглушенные крики и металлические удары в стену. А, может, мне просто чудилось, будто я их еще слышу, и это пошли мои глюки. Плохо, раз уже начинаются глюки: чужое безумие прилипчиво. Следующий в моем списке — некто Исаев, соображал я на ходу. Если этот однофамилец Штирлица окажется таким же чокнутым, как Ежков или Заварзин, то внеочередным кандидатом в психбольницу наверняка буду я сам. Однозначно.
Премьер-министром нашей нэньки-державы меня сделали в три приема, первый из которых почти не отличался от приема у неопытного стоматолога.
Сначала меня без анестезии выдернули из московского посольства обратно в Киев и на два месяца забыли в унизительном — для моего ранга — кресле советника по протоколу министра закордонных справ. Я стерпел. Ровно через шестьдесят один день Макар снял карантин, вызвав меня на часовую аудиенцию в Мариинский дворец. Прибыл я туда по-сиротски, на такси, а убыл на казенном «вольво», уже в ранге третьего заместителя тогдашнего премьера. Третий зам по статусу обязан был курировать республиканскую нефтегазодобывающую отрасль: на редкость бестолковое занятие, учитывая, что ни одного крупного промышленного месторождения в Украине нет и не предвидится, а основную нефть мы качаем прямиком из тюменского трубопровода. Еще через месяц я стал официальным кандидатом в новые премьеры и в этом качестве подвергся утверждению в Верховной Раде. Сама процедура сильно смахивала на экскурсию школьников в зоопарк. Несмотря на категорический запрет орать, плеваться, подходить близко к клеткам и дразнить хищников, наши законодатели совершили весь привычный ритуал. Это было нечто. Крайне левые дружно клеймили меня как наемника Уолл-стрита, крайне правые не менее слаженно обзывали меня агентом москалей — так что прошел я (вернее, прополз) с перевесом в одиннадцать голосов и только после того, как группа Львовских парламентариев, нестройно распевая гимн, покинула зал заседаний.
Одиннадцать голосов в плюс — шаткая победа. Я прекрасно знал, что кандидатура моя возникла в результате сложных тактических компромиссов Макара со спикером. Что рано или поздно меня неизбежно вытолкнут в отставку. Выгонят громко, с шумом, со скандалом...
Но было бы крайне глупо своими руками приближать скандал, раньше времени теряя пост, который достался мне с такими трудностями.
Я не самоубийца, отнюдь. Чувство самосохранения мне не чуждо. Интуиция, моя внутренняя Безпека, уже требовала, чтобы я побыстрее заручился молчанием своей команды: Сердюка, обоих охранников и шофера Яши. Всем им я, конечно, доверяю. Конечно. Но без подстраховки наше с Болеславом подъездное коммюнике не стоит и ломаной гривны. Преданность преходяща. Дьявол таится в мелочах. Люди свиты слишком внимательные свидетели, чтобы совсем не принимать их в расчет. Уж как был аккуратен Вилли Брандт — и тот прокололся на каком-то плюгавом кабинетном секретаришке. Не уследил. Проворонил подлеца. По Фрейду, в каждом человеке глубоко упрятан крошечный Павлик Морозов, мечтающий однажды заложить папаню.
— Притормозите-ка, Яша, — попросил я шофера, едва мы проехали первый перекресток. Водитель тотчас же остановил нашу «Чайку» у бордюра, обернулся и удивленно посмотрел на меня.
Впередисидящий Сердюк тоже просунул голову между сиденьями.
— Проблемы, Василь Палыч? — осведомился он. Лицо моего персонального гэбэшника выражало готовность исполнить все желания, которые он прочтет в моих глазах. Сбегать за пивом? Пристрелить кого? Только мигните.
— Надо обсудить одну важную вещь, — сказал я, медленно обводя глазами свою свиту. — Государственного масштаба.
Олесь и Дмитро важно переглянулись: шутка ли, сам премьер-министр Республики Украина готов обсуждать с ними государственное дело! Шофер Яша с достоинством почесал в затылке. Референт Сердюк сразу весь подобрался и напыжился от усердия.
— Но не здесь, — добавил я. В любом казенном автомобиле могли водиться «жучки». — У кого какие идеи?
Обоим охранникам и водителю было пока не до идей. Гордые хлопцы Дмитро и Олесь все еще переваривали мою первую фразу. Озадаченный Яша прикидывал про себя, отчего это для обсуждения Важной Вещи пану Козицкому не подходит салон его «Чайки» — машины швыдкой та гарной. Ну, тильки трохи пидстаркуватой.
Быстрее всех оказался Сердюк.
— Можно в ресторане, — не задумываясь, предложил он. — В здешнем «Национале», я по телевизору видел, работает шикарный кегельбан. Самая крутизна, Василь Палыч, как в Баден-Бадене. Закусим, культурно шары потолкаем, поговорим... Знаешь, Яшка, где тут «Националь»?
— А як же, — недовольно буркнул водитель. — Хто ж того не памятае?
Яшу очень обижало, когда кто-то подозревал его в плохом знании Москвы. Его, посольского шофера со стажем!
— Скромнее, скромнее, Сердюк, — сказал я. — Не зарывайтесь. Сами посудите, зачем нам ваши кегли? Других забот сейчас нет?
Идея посетить ресторан сама по себе была здравой. Банкет в Кремле сорвался по болезни одной из высоких обедающих сторон, а переговорами сыт не будешь. Но «Националь» — это уж чересчур.
— Понял, — без колебаний отыграл назад мой референт. — Тогда можно в «Трех поросятах». Это заведение совсем рядом и не такое крутое. Умеренное. Тоже сгодится для брифинга...
— Поросята так поросята, — не стал упираться я. — Мы, слава Аллаху, не мусульмане. Газуй, Яша.
Машина тронулась с места и буквально через две секунды затормозила. Выяснилось, что до сердюковского заведения всего-то метров двадцать пять.
— Приехали, — сообщил мой референт, заранее облизываясь. — Во-он он, через дорогу.
Я и сам уже заметил стеклянную вывеску «Tri Porosyonka» и короткую мраморную лестницу, ведущую к двустворчатой зеркальной двери под вывеской.
— Спокойное местечко, Василь Палыч. Гарантирую! — Сердюку уже не терпелось внутрь. — Отдельные кабинеты и кухня ничего себе. Я был туг года полтора назад. Пойдемте, а?