Посольство СССР в США по поручению Советского Правительства заявляет решительный протест против насильственного захвата членами организации «Толстовского фонда» советских граждан О.С. Касьенкиной и М.И. Самарина с семьей, а также против допущения со стороны правительственных органов США преступной деятельности этой организации, явно направленной против СССР…»
Оксану Касьенкину поселили в здании консульства и ждали оказии, чтобы отправить ее на родину. Вот тут она, вероятно, поняла, какой прием ждет ее дома. Это в дипломатических нотах говорилось о «похищении», а советские товарищи понимали, что она хотела остаться…
12 августа от отчаяния она выпрыгнула из окна своей комнаты на третьем этаже генконсульства. Упав во внутренний двор консульства, она осталась жива, но сильно разбилась. Консульским работникам не оставалось ничего иного, кроме как вызвать карету скорой помощи и объяснить полиции, что советская гражданка Касьенкина пыталась покончить с собой.
Посольство СССР в США отправило ноту Государственному департаменту США:
«12 августа 1948 года в 16 час. 20 мин. два полицейских города Нью-Йорка, воспользовавшись тем, что сотрудники Генконсульства открыли дверь во двор здания, занимаемого Генконсульством, куда выпрыгнула из окна О.С. Касьенкина, самочинно ворвались в здание Генконсульства. В 16 час. 30 мин. в Генконсульство прибыли четыре инспектора Нью-Йоркской полиции во главе с заместителем главного инспектора полиции Конрадом Ротингаст для выяснения у Генерального Консула Я.М. Ломакина обстоятельств покушения на самоубийство Касьенкиной.
Однако вместо переговоров с Генконсулом инспекторы полиции, несмотря на протест последнего, силой захватили с собой личное письмо Касьенкиной, находившееся в ее личном чемодане. Эти же лица пытались учинить обыск в комнате Касьенкиной и произвести допрос сотрудников Генконсульства…»
В больнице к Оксане Касьенкиной приставили охрану. Полиция ее допросила. Она заявила, что в генконсульстве ее удерживали силой.
Нота посольства СССР в США Государственному департаменту США от 24 августа 1948 года:
«Поскольку в настоящее время Касьенкина содержится в больнице фактически в условиях тюремного режима и свободное общение с ней советских представителей не допускается, приписываемые ей заявления не могут быть признаны заслуживающими какого-либо доверия, особенно принимая во внимание тяжелое состояние ее здоровья…
Что касается обвинений, выдвигаемых Госдепартаментом против Генерального Консула СССР в Нью-Йорке Я. Ломакина в том, что его действия будто бы представляли собой «злоупотребление прерогативами его положения и грубое нарушение повсеместно принятых правил», то Советское Правительство отвергает эти обвинения как совершенно необоснованные и не соответствующие фактам…»
На следующий день, 25 августа, Оксана Касьенкина подписала заявление, в котором говорила, что хотела бы остаться в Соединенных Штатах, потому что не согласна с советской политикой.
Эта история имела серьезные политические последствия. Ухудшились отношения между двумя странами, сократились и без того немногочисленные каналы общения Советского Союза и Соединенных Штатов.
«Советское Правительство констатирует, — говорилось в новой ноте, — что за последнее время в Соединенных Штатах Америки создана обстановка, при которой нормальное выполнение советскими консульствами в США их функций становится невозможным…
Ввиду указанных обстоятельств Советское Правительство приняло решение:
а) немедленно закрыть оба Советских Консульства в США — в Нью-Йорке и в Сан-Франциско;
б) в соответствии с принципом взаимности считать подлежащим немедленному закрытию Консульство США во Владивостоке.
По тем же основаниям считать утратившей силу достигнутую ранее между Правительством СССР и Правительством США договоренность об открытии Консульства США в Ленинграде».
В те годы ездить за границу мог узкий круг советских людей. Решили еще больше ужесточить порядок оформления загранкомандировок. 26 мая 1949 года решением политбюро образовали комиссию по выездам за границу при ЦК ВКП(б) под председательством Михаила Андреевича Суслова.
Круг задач:
«Комиссия проверяет политическую надежность лиц, командируемых министерствами, ведомствами и организациями, их подготовленность к командировке, а также целесообразность самих командировок.
В отношении лиц, ходатайствующих о выездах за границу и въездах в СССР по частным делам, Комиссия, кроме политической проверки их, определяет также обоснованность и практическую целесообразность удовлетворения таких ходатайств.
Комиссия разъясняет каждому выезжающему за границу советскому гражданину правила его поведения за границей и под личную роспись отбирает от него соответствующее письменное обязательство. Для этой работы Комиссия привлекает работников Министерства государственной безопасности и Комитета информации.
Комиссия ведет учет всех советских граждан, выехавших за границу как по служебным, так и по частным делам, изучает поведение советских людей за границей по материалам МГБ СССР и Комитета информации, обобщает эти материалы и свои выводы и предложения докладывает ЦК ВКП(б)».
В каждой социалистической стране сами решали, как им поступать с перебежчиками.
Министерство госбезопасности ГДР в некоторых случаях уничтожало врагов системы и за границей. План каждой ликвидации писался от руки в одном экземпляре, его подписывал сам министр Эрих Мильке.
— Тот, кто выступит против нас, — говорил на совещании Мильке, — не может рассчитывать на снисхождение. Такие элементы должны почувствовать всю твердость нашей власти. И под этим я понимаю не только наши правовые возможности.
Если Мильке не был в отпуске или на охоте, только одно событие могло отвлечь его от важных дел — футбольный матч с участием команды «Динамо», которую опекало министерство. Однажды на ежегодном балу спортивного общества «Динамо-Берлин» он взял микрофон из рук самого известного телеконферансье ГДР и сам вел вечер. Министр был фанатичным болельщиком. Когда судья назначал пенальти в ворота динамовцев, Мильке, случалось, в гневе топтал собственную шляпу. Его сын не любил сидеть рядом с отцом на матче, ему было неудобно — так громко он кричал. Подчиненные Мильке не всегда видели его, но всегда слышали:
— Ага, шеф тоже здесь.
Известнейший в ГДР футболист Лутц Айгендорф, член национальной сборной от общества «Динамо», в 1979 году остался на Западе после товарищеской встречи в ФРГ и стал играть за команду «Айнтрахт Брауншвайг». Через четыре года он погиб в результате дорожно-транспортного происшествия. На опасном повороте он на своей «альфа-ромео» врезался в дерево. Он умер через два дня в больнице. Выяснилось, что в тот день из-за травмы он не играл, сидел на скамейке запасных, а потом пропустил пару кружек пива.
Дело казалось ясным и было закрыто. Но поползли слухи, что по правому колесу машины стреляли, поэтому Айгендорф не справился с управлением. В футбольную команду пришло письмо без подписи, в котором говорилось: «Неужели вы не понимаете, что за этим делом стоит МГБ ГДР? Проведите тщательную экспертизу автомашины вашего погибшего товарища, обратите внимание на тормозную систему».