Отпустив Дэзи, Ванесса с поднятым бокалом присоединилась к стоявшим вокруг гостям. Радостный звон разорвал тот заколдованный круг, в котором очутилась Дэзи, застывшая в немом ужасе.
— Зачем? — прошипела она, воспользовавшись общим шумом.
— Чтобы помириться, — ответил Рэм со светской улыбкой.
Однако устремленный на Дэзи голодный взгляд его глаз говорил об ином.
— Чем эта женщина тебе обязана, что она так старается?
— Ничем, — легко соврал Рэм.
На самом деле он уговорил своих партнеров дать чете Валериан кредит под новое направление в производстве женской одежды, рассчитанной на среднюю потребительницу. Это крупномасштабное начинание было весьма дорогостоящим делом.
— Я тебе не верю!
— Не имеет значения, веришь ты или нет. Ты здесь! И вряд ли сможешь убежать.
Его глаза так и шарили по ее лицу: он дрожал от возбуждения, словно скупец, очутившийся в золотых копях царя Соломона. Он говорил, не думая, что произносят его губы, и не заботясь об этом. Ему вовсе не хотелось успокаивать ее. Дэзи была слабой и беззащитной — гораздо беззащитнее, чем она сама думала. А он оставался сильным, и это было единственным, что имело сейчас какое-то значение.
Дэзи быстро развернулась, чтобы покинуть салон. Рэм схватил ее за плечо, пытаясь удержать. Дэзи повернулась к нему, охваченная гневом. Когда она увидела его жадный взгляд, волна презрения накатила на нее.
— Никогда не дотрагивайся до меня, Рэм! Предупреждаю тебя! — выпалила она.
Из глаз Дэзи брызнула жгучая ненависть. Она стояла застыв — теперь это было изваяние гнева. Рэм ослабил хватку и выпустил ее плечо из своих пальцев, хотя глаза его по-прежнему цепко держали Дэзи под наблюдением. Какое-то мгновение брат и сестра оставались на одном месте, охваченные бешенством.
— Дэзи! Рэм! Ужин накрыт!.. Вы что, не слышали, что стюард пригласил всех в кают-компанию? — обратилась к ним Ванесса, указав жестом на гостей, потянувшихся в соседнее помещение.
Повинуясь словам хозяйки, Дэзи против воли последовала за остальными гостями.
В комнате были накрыты два больших круглых стола и не в обычной походной манере, как было свойственно Робину в подобных случаях. На сей раз сервировка была утонченно-изысканной: огромная морская раковина на серебряной подставке, кораллы, отличавшиеся редкой красотой, белый китайский фарфор, который Робин имел обыкновение ставить на стол только в городской квартире, когда у них собирались гости зимними вечерами. Для каждого гостя подали поднос красного лака, а на блюде лежали инкрустированные серебром палочки черного лака и перед каждым прибором в черной хрустальной вазе стояло по зеленовато-белой орхидее. Между подносами были искусно разбросаны предметы из коллекции древнего восточного оружия — кинжалы и кортики вперемежку с фарфоровым фигурками черных кошек, антиквариата восемнадцатого века. В центре каждого стола находилась низкая черная ваза с цветами огромных тигровых лилий, из которых Робин тщательно удалил пыльцу — если она попадала на одежду, то пятно невозможно было вывести.
Ванесса не рискнула усадить Дэзи и Рэма за один стол. Соседом Дэзи слева оказался Хэм Шорт. Все еще не оправившаяся от шока, она не могла заставить себя приступить к первому блюду — приправленному имбирем пирогу с дичью. Хэм попытался отвлечь ее, заговорив о клане своих непутевых родственников из Арканзаса, но с таким же успехом он мог обращаться к глухонемой.
Дэзи сидела, устремив глаза на вазу с тигровыми лилиями, до тех пор, пока Хэм в явном смущении не повернулся к своей соседке слева.
Соседи Дэзи по столу между тем старались поддерживать преувеличенно оживленную беседу, чтобы хоть как-то побороть неловкость, вызванную ее молчанием. И хотя окружающие исподтишка наблюдали за ней, внешне они, по единодушному молчаливому уговору, упорно делали вид, что никакого восхитительно экстравагантного события, свидетелями которого все только что стали, не произошло. Каждый из них, однако, старался как можно прочнее зафиксировать в памяти малейшие подробности этого скандального происшествия, чтобы потом, на суше, поведать о нем двоим друзьям и знакомым.
Блюда следовали одно за другим — восхитительная еда, приготовленная шеф-поваром, нанятым четой Валериан для увеселительной прогулки и одинаково искусным в пяти разных кухнях. Дэзи, однако, не притронулась к яствам и не произнесла за весь ужин ни единого слова. Обожавший ее Хэм Шорт, поддерживая общую беседу, сам говорил без умолку, чтобы помешать другим обращаться к Дэзи с вопросами. В какой-то момент он решился слегка сжать ее лежавшую на столе руку, чтобы показать, что сочувствует ей. И хотя Дэзи сделала слабое ответное движение, она так и не оторвала глаз от тигровых лилий.
Да, осторожно делились друг с другом сидевшие за столом женщины, сегодня вечером Ванесса, пожалуй, зашла чересчур уж далеко! Это надо будет хорошенько обсудить, когда кончится этот ужин с бесконечной чередой блюд. Что касается Рэма, то, будучи опытнее Дэзи в светских делах, он выглядел — или во всяком случае казался — невозмутимым: его красивое лицо и манеры джентльмена были безупречны, как всегда. Подчеркнуто вежливый, он ел с видимым удовольствием, оживленно беседовал со своими соседками. Время от времени, когда он за какую-то долю секунды успевал обежать глазами комнату, чтобы найти свою жертву, словно стервятник, круживший над добычей, в его глазах мелькало скрытое злорадство. Но этого никто не замечал.
После ужина Ванесса повела гостей в центральную гостиную. Дэзи едва дождалась этого момента и, как только Ванесса поднялась, вскочила со стула и выскользнула через дверь, ведущую на палубу. Хотя она торопилась покинуть салон, ей показалось, что все ее тело задеревенело и сковано той беспомощностью, которая нападает на нас в кошмарных снах, лишая способности двигаться. Она прошла мимо центрального помещения и торопливо повернула по направлению к своей каюте, но ее догнал Рэм.
— Стой! Нам надо поговорить! Это очень важно! — крикнул он, но так и не посмел сделать попытку дотронуться до нее.
Дэзи остановилась. Гнев, презрение, ужас — все разом куда-то исчезло, уступив место изумлению. Она изумилась тому, что он, оказывается, допускал возможность существования чего-то важного в их отношениях. Она чувствовала себя в относительной безопасности: стюард разносил бренди, и всего в нескольких шагах от них оставалась открытой дверь в центральный салон. Она видела находившихся там гостей и слышала ровное гудение голосов.
— Нам не о чем разговаривать с тобой. И теперь это уже навсегда, — произнесла она пересохшими губами.
— Анабель, — тихо промолвил он, не отрывая цепкого хищного взгляда от ее лица. — Анабель…
— Анабель? Она не имеет с тобой ничего общего. Ты когда-нибудь перестанешь лгать? Только неделю назад я получила от нее письмо.
— И она, конечно, не сообщила тебе…
Рэм был настолько уверен в своем предположении, что в его голосе даже не прозвучал вопрос.