— Хмм. То же самое можно сказать про тебя и Эда. Ты же не собираешься опять переехать к нему, Роуз?
Я нервно теребила телефонный шнур.
— Нет конечно. Не говори чепухи.
— Я хочу, чтобы ты ко мне переехала, — сообщил Эд на следующий же вечер, когда мы потягивали совиньон в «Берторелли». Он взял мою ладонь и поднес ее к губам. — Мне тебя не хватает, Роуз. Без тебя так одиноко.
— Эд, — тихо ответила я. — Не так быстро. К чему торопиться? Я очень рада, что мы так хорошо ладим.
Он погладил мои пальцы и вздохнул.
— Но прошел уже месяц с тех пор, как мы снова начали встречаться. Месяц — немалый срок.
— Неправда, Эд, месяц — это очень мало.
— Но мы ведь женаты, Роуз.
— Это тут ни при чем.
— Почему ты сомневаешься? — нежно спросил он, снова поцеловав мою руку. — Неужели мы не можем похоронить прошлое? — Почему-то перед глазами у меня вдруг возник Тео: он стоял в парке Холланд-Гарденз, положив руку мне на плечо, и показывал на звезды, а я чувствовала его теплое дыхание у себя на щеке. — Почему ты сомневаешься? — тихо повторил Эд.
Я крутила бокал за ножку.
— Я не знаю.
— Ты должна знать.
— Думаю, из-за того, что в прошлый раз мы так поторопились. Я хочу быть уверена, что на этот раз мы не наделаем глупостей.
— Ну, — ответил он, — у меня есть идея. Впереди Пасха, почему бы нам не уехать на каникулы?
— О… — Мое лицо стало пунцовым.
— Всего лишь на уикенд.
— Понятно.
— Было бы здорово, как ты думаешь?
— Угу.
— Представь: только я и ты, где-нибудь в теплом краю, на пасхальные выходные…
До сегодняшнего дня наши свидания с Эдом носили исключительно платонический характер. Если мы уедем на выходные, все будет по-другому. Несмотря на то что он был моим мужем и я до сих пор считаю его безумно привлекательным, что-то меня останавливало.
— Поехали в Париж, — размечтался он. — Я знаю уютный маленький отельчик.
— «Крильон»? — рассмеялась я.
— Хмм, нет. Если хочешь, поедем во Флоренцию или в Рим.
— Но… кто позаботится о Руди?
— Тео.
— Но вдруг он сам захочет уехать? Иногда он уезжает наблюдать за звездами или на семинар.
Он уже известен в астрономических кругах. Он очень талантливый лектор.
— Подумай о моем предложении, Роуз, и дай мне знать. Хочешь еще вина?
Я покачала головой. В последнее время я сократила количество спиртного.
— Эд, — вдруг вырвалось у меня. — Мне очень нравится вот так встречаться с тобой, ходить по ресторанам, но…
— Но что?
— Скажи, почему ты хочешь, чтобы я вернулась?
— Почему я хочу, чтобы ты вернулась?
— Да. Мне необходимо понять. Если это потому, что ты уже знаешь все мои недостатки и не хочешь начинать заново с новым человеком, то этого мало.
— Нет, — ответил он с кривой усмешкой. — Ты все неправильно поняла. — Он набрал воздуху в легкие. — Правда в том, Роуз, что я люблю тебя. Когда ты ушла, моя жизнь была разрушена, хотя я это и заслужил. И теперь мне хочется все исправить. Жизнь слишком коротка и слишком драгоценна, чтобы жить с огромным чувством сожаления, и мне кажется, у нас есть реальная возможность снова обрести счастье. Подумай насчет Пасхи, добавил он, когда принесли счет. — У меня накопилась сотня бесплатных миль: можем поехать куда угодно.
В последующие несколько дней я задумалась над его предложением — оно было заманчивым во всех смыслах. Мы могли бы поехать в Прагу или в Барселону, мечтала я. Представляла, как мы путешествуем по горной дороге, идущей вдоль Средиземного моря из Ниццы в Геную, и останавливаемся пообедать в Антибах. Рисовала в воображении, как мы бродим по галерее Прадо или прогуливаемся по площади Святого Марка. Вот мы взбираемся по холмам Тоскании, и под нашими ногами — море диких цветов. Когда мы были вместе, мы никогда никуда не ездили — разве что в медовый месяц, потому что у меня вечно не хватало времени. Теперь казалось немыслимым, что я могла быть настолько одержима работой. Эдит Смагг не отвечала на все письма лично, она лишь давала самые необходимые советы. И если бы один из моих читателей обращался с Эдом так, как я, я бы ответила, что это несправедливо.
Тео был прав. Теперь мне все было ясно, как дважды два. Обуреваемая каким-то извращенным желанием быть отвергнутой, я игнорировала потребности Эда. Он заслужил еще один шанс. Никто не изменяет просто так, подумала я. Интрижки не случаются без всякой причины, ни с того ни с сего. Эд не любил Мари-Клер, это был всего лишь крик о помощи. Теперь я смогу стать хорошей женой, решила я, потому что наконец нашла ответы на самые серьезные вопросы. Как будто Тео направил фонарик в тьму моего сознания, осветив спутанный клубок моих чувств.
На следующий день я решила сказать Эду, что согласна поехать с ним. Мы бы провели приятный уикенд, к тому же мне необходима передышка — я больше года не ездила в отпуск. Но если я уеду с ним, то придется потом к нему переехать: это всего лишь очередной шаг на пути к неизбежному. Я сидела на работе, писала черновики ответов и мысленно паковала чемоданы для поездки на мыс Ферра, или в Вену, или в Рим, или еще куда-нибудь, как вдруг раздался звонок.
— «Дейли пост», колонка скорой психологической помощи, — любезно прогорорила Беверли. — Нет, нет. Нет, но она здесь. Кто ее спрашивает? О. — Ее тон внезапно переменился. — Понимаю. — Я подняла голову. Она нахмурила брови. — Передаю трубку.
— Кто это? — прошептала я.
— Из больницы в Челси.
О, наверное, хотят, чтобы я вступила в очередной благотворительный комитет. Спасения от них нет.
— Миссис Райт? — произнес деловитый женский голос.
— Хмм, да, — ответила я, удивленная тем, что ко мне обращались по фамилии мужа.
— Говорит старшая медсестра Хауэллз.
— О.
— Боюсь, с вашим мужем произошел несчастный случай. Думаю, вам лучше приехать.
Через полчаса я примчалась в больницу. Я знала только, что у Эда какой-то опасный перелом руки, повреждены два ребра и сильное сотрясение мозга. Он поскользнулся на садовой лестнице и упал с высоты пятнадцати футов. Если бы он приземлился на асфальт, а не на траву, то мог бы разбиться насмерть, сказала медсестра. Мне стало не по себе. Такси остановилось у главного входа в больницу, и я полушагом-полубегом понеслась по длинным коридорам к приемной палате на четвертом этаже. Эд лежал в дальнем отсеке у окна. Я раздвинула розовато-лиловую занавеску: он лежал с закрытыми глазами, на лбу огромный синяк, как маленькое грозовое облачко, лицо серое, перекошенное от боли. Я нежно коснулась его левой руки. Его веки задрожали, и он медленно открыл глаза.